Две тысячи писем артиллеристу

«В начале войны наша батарея охраняла подступы к Ленинграду у Петергофа. Мы часто меняли позиции. 19 августа 1941го находились на Низинском аэродроме, когда случился сильный авианалет. В небе находилось свыше 30 вражеских самолетов. Не только все наши орудия вели интенсивный огонь. Стреляли из ружей связисты, разведчики, даже батальонный повар. Батарея сбила три «Мессершмитта-110».

На следующий день был новый налет, но мы к этому времени уже сменили позицию и вели огонь по самолетам с более удобного места. К 12 сентября 1941го перебазировались в Красное Село для отражения танковых атак противника, затем отошли к Лигову. Здесь с помощью нашего огня и стойкости полка НКВД враг был остановлен.

Заняли позицию на берегу Финского залива недалеко от больницы Фореля и там стояли первую блокадную зиму. В апреле 1942го отражали атаки вражеских самолетов на корабли Балтийского флота. Противник сменил тактику боя. Вначале вражеская артиллерия била по нашим огневым точкам, а уже затем в воздух поднималась вражеская авиация для бомбометания.

Несмотря на все ухищрения противника, наша батарея только в одном бою сбила три «Юнкерса-88». Летом 1942 года мы перешли на новую позицию и вели охрану ленинградского неба с помощью специальных установок особого назначения (Сон-2).

В свободные минуты я писал стихи. К ним я приобщился еще в школе. Так вот, у одного моего стихотворения под названием «Просьба» была удивительная история. В моем расчете был ефрейтор Клейщик, родители которого оказались на оккупированной врагом территории в Белоруссии, и он ни от кого не получал писем. И когда приходила почта, грустно смотрел на товарищей, читавших весточки от родных и близких.

И тогда у меня возникла идея написать стихотворение «Просьба», которое было бы обращением ко всем девушкам, чтобы они присылали письма на фронт, чтобы поддержать воинов. Стихотворение послал в «Ленинградскую правду» и журнал «Ленинград». Из газеты в августе 1943 года пришел положительный ответ, но с предложением переделать две последние строфы. За переделку я засел не сразу. Мы стали готовить новые землянки, и это отнимало много времени. Но по окончании рытья землянок я засел за стихи.

Подходит вечер фронтовой,

И наш веселый посыльной

За почтой в штаб идет.

Вернется он — никто не спит,

Бегут скорей встречать.

Он улыбнется, поглядит:

— А ну? Кому плясать?

И всем, кто ждет уж много дней,

Вручает посыльной

Письмо от матери, друзей,

Письмо от девушки родной.

Но нет любимой у меня,

Крепись, крепись, поэт,

Но сердце все же не броня,

Грущу, что писем нет.

Девчата родины моей,

Чтоб в яростной войне,

Я стал к врагу в три раза злей,

Пишите письма мне.

Пишите, девушки, прошу,

Грущу, лишившись сна.

Мечтаю так: коль всем пишу —

Ответит хоть одна.

Надежду, что письмо придет,

Я в сердце берегу,

Из тыла девушка пришлет

Письмо фронтовику.

Достойный надо дать ответ,

В стихах же я речист,

Отвечу я не как поэт,

А как артиллерист.

Отвечу я, что не могу

Стихи сейчас писать,

Что метким залпом по врагу

Я буду отвечать.

Я вам стихи пришлю потом,

Сегодня время нет,

Вот рассчитаемся с врагом,

В стихах пришлю ответ.

А если сразу получу

Штук двадцать пять подряд,

Друзьям своим тогда вручу,

Которые грустят.

Пишите девушки — в бою

Нам ласка дорога,

Мы вспомним вас, когда в строю

Пойдем громить врага.

Идем мы в бой, чтоб победить,

И недалек тот час,

Когда, как прежде, будем жить

И вновь обнимем вас.

Август 1943 г.

Ночью 12 сентября, раскрыв газету «Ленинградская правда», я на третьей странице увидел знакомый заголовок — «Просьба». Конечно, я испытал большую радость. И долго сидел с этой газетой. Все кругом спали.

Меня интересовало, ответит ли кто-нибудь из девушек? Первое письмо пришло 14 сентября от девушки из МПВО. А 15 сентября я получил уже 729 писем сразу. Было дело вечером. Приходит посыльной с вещевым мешком, смеется и говорит: «Вам чтото сегодня много писем». И вытряхнул мешок на стол. Читал я письма до пяти часов утра, не мог оторваться.

В некоторых были стихи и даже фотокарточки. На следующий день пришло 277 писем, на третий — 275, на четвертый — 172, на пятый — 188 и так далее.

Первые дни письма шли в основном от ленинградских девушек и женщин. Потом пошли из маленьких городов и деревень. Затем из дальних районов и областей. Писали ленинградцы, эвакуированные в Сибирь, Казахстан. Такому широкому оповещению помогло московское радио, по которому рассказывали об этом стихотворении в обзоре творчества красноармейцев. Писали из Иркутской, Ярославской, Вологодской, Челябинской областей, из Ташкента, Казани, Коми АССР.

К январю 1944 года писем пришло — 2806. Последующую переписку с моими новыми друзьями я считал отдельно. Я выбрал из всех писем наиболее интересные, на которые мне захотелось ответить. В октябре… меня снова вызвали в полк, где мне пришлось беседовать с журналистом «Ленинградской правды» Михалевым, который рассказал, что, когда редакция узнала о таком потоке писем в ответ на мое стихотворение, была написана докладная записка товарищу Жданову.

Товарищ Жданов сказал, что это дело большой политической важности и о нем надо шире рассказать в газете. Редакция отвела на эту тему целую страницу.

Мне было дано задание написать статью в ответ на письма девушек и новое стихотворение. Пришлось дать материал и для радио. И, как мне потом рассказывали, эту передачу Ленинградского радио передавали и по московскому.

В годовщину комсомола в нашем армейском клубе был вечер актива полка, там я должен был в микрофон ответить на письма девушек. Ответ был подготовлен заранее. Разговор проходил следующим образом.

Ведущий вечера спросил меня:

— Старший сержант Чистов, скажите, пожалуйста, сколько писем вы получили на ваше стихотворение «Просьба»?

— Сегодня пришло 2056е.

— Оно у вас с собой?

—Так точно.

— Можно его прочитать вслух?

— Да, можно, мои письма и так все бойцы читают…

«Дорогой боец. Привет из Ленинграда. Я не знаю вашего имени, но все же я знаю, что вы будете рады получить весточку из Ленинграда. Знайте, что мы, девчата, чем можем, помогаем бойцам, чтобы скорее разгромить проклятого изверга. Расскажу немного о себе. Я работаю токарем и состою бойцом медико-санитарной команды. Выпускаем продукцию для вас, чтобы скорее разгромить фашистскую гадину… Ленинград наш все такой же красивый, как и прежде. Только еще дороже стал он нам. Работают театры и кино. Устраиваются концерты. Привет вам и вашим товарищам от наших девушек. Броня Одзерейко. Ленинград, проспект Села Смоленского, 1/8».

— Ну что, товарищ Чистов, пользуйтесь случаем, что здесь микрофон стоит, отвечайте Броне Одзерейко по радио.

— Да мне надо не одной Броне ответить, а всем ленинградкам, которые писали мне письма… Даю вам слово, что зенитчики будут беспощадно бить фашистские самолеты. Мы закроем наш родной, любимый Ленинград огненным непроходимым кольцом…

Потом я встретился с кинооператором Учителем, который сообщил, что студия собирается рассказать историю с письмами на экране. Фильм снимали у нас на батарее и в студии, где я читал ответные стихи девушкам. А отвечать на письма мне помогали все товарищи по орудию и из других батарей.

И многие обзавелись новыми друзьями. Эти письма и ответы на них еще раз подтвердили единство тыла и фронта. Такого искреннего единства нет и не могло быть в немецкой армии. Все письма-отклики на мое стихотворение я передал в Ленинградский историко-политический архив».