8 сентября 1941 года вокруг Ленинграда сомкнулось вражеское кольцо и была прервана сухопутная связь города со всей страной. В замкнутом пространстве оказались 2,5 миллиона человек, среди которых 400 тысяч детей да еще десятки тысяч беженцев из соседних областей и Прибалтики. Все они не знали своего будущего, но, опасаясь тягот войны, даже не могли предполагать, какие немыслимые испытания готовил им безжалостный враг.

Слово блокада в лексиконе жителей города и страны появилось только в ноябре. Но вскоре рядом с ним оказались и другие слова: героизм, трагедия, мужество, стойкость, вера, надежда, сила духа. В городе, где слились воедино фронт и тыл, люди сражались, трудились, оплакивали ушедших, жили.

Так маркировали продукцию на «Электросиле», по вражеским сводкам, полностью уничтоженной 8 сентября 1941 года. Сижу в парикмахерской, что рядом с заводом «Электросила». Одна щека выбрита, другая — намылена. Вдруг какой‑то шум на улице. Парикмахеры — туда, и я за ними. Смотрю: безоблачное небо и на нем целая армада фашистских бомбардировщиков. Они идут над нами низко и как на параде. Ни наших истребителей, ни зениток — стрелять начали позже.

Это был первый массированный налет немецкой авиации на Ленинград. На завод бомбардировщики сбросили 283 зажигательные бомбы. В этот день мы впервые по‑настоящему почувствовали войну: она была не в сводках, не где‑то там, а рядом с нами у заводских ворот. Пограничная застава располагалась у железнодорожного виадука. Кондукторы трамваев так и объявляли: «Просьба всех выйти — трамвай идет на фронт».

17 сентября, поздний вечер. Раздается телефонный звонок председателя Оборонной тройки (чрезвычайный орган, обладавший всей полнотой власти в районе), секретаря Московского райкома партии Бадаева. Он говорит: «Сегодня ночью возможен штурм города. Рабочему отряду быть готовым к уличным боям и выполнению спецзадания. Спецзадание осуществить только по моему личному звонку». Последнюю фразу он повторил дважды. «Спецзадание» — это взрыв завода.

Заместитель директора завода Мухин и парторг Жарков с подрывниками в цехах. Я — член парткома с отрядом, который занимает позиции у завода по обе стороны Московского шоссе (так тогда называлось продолжение Забалканского (Московского) проспекта. — Прим. ред.). На вооружении у нас бутылки с зажигательной смесью, охотничьи ружья и малокалиберные винтовки.

Ждем сигнала. Все молчат, все курят, даже некурящие. От Пулкова доносится перекатами пулеметная и артиллерийская стрельба, мелькают сполохи огня. Изредка по шоссе проносятся машины с красноармейцами и одиночные мотоциклы. Отряд ждет. Сигнала нет. Утром расходимся.

Я тогда понял, как на войне юноши в один день становятся седыми. Позже спрашиваю у своего заместителя: «Саша, почему вы все в ту ночь молчали?». Он ответил: «Володя, о чем можно говорить в предсмертный час?». Выходит, все знали, на что идут.

Лето 1942 года… Вызывают в райком. Сообщают: «Есть директива Гитлера к сентябрю 1942 года взять Ленинград». Действительно, немцы подтягивают к городу свежие силы. Рабочий отряд завода теперь армейская рота. Бойцы принимают присягу, получают новое вооружение. Начинается подготовка к уличным боям.

Военный совет фронта принимает решение превратить Ленинград в неприступную крепость. Создаются четыре линии обороны. В первой — три сектора: Кировский, Московский, Володарский. Я назначен комиссаром штаба обороны Московского сектора. Территория от Балтийской до Московской железной дороги становится сплошной полосой укреплений. И все это делается руками женщин!

Откуда брались силы? 1942 год был для Ленинграда годом голодной смерти, потерей сотен тысяч жителей. Ленинградская оборона — это подвиг. Ленинградская блокада — это трагедия. Они неотделимы друг от друга.

1943 год — обстрелы, обстрелы и обстрелы. Сколько они унесли жизней, сколько причинили разрушений! Не верьте тому, кто пишет, что обстрелов и бомбежек в блокаду перестали бояться. Привыкли, мол. Вранье! Никто не хотел умирать. Другое дело, кто как переживал страх. А страшно, и даже очень страшно, было всем.

13 января 1943 года. Нахожусь у себя в кабинете, который на первом этаже небольшого двухэтажного здания у железнодорожного виадука. Звуки разрывов становятся все слышней. И вдруг удар. Здание вздрагивает. Выбегаю на улицу — впереди огромная воронка. И снова воющий свист — падаю на снег.

Возвращаюсь в кабинет, и опять грохот: дверь в щепки, стена разрушена. Звонит телефон. Робкий женский голос: «Владимир Ефимович, это вы? Живой?». «Нет, — говорю с досадой, — убитый». «Ну слава богу!» — и трубку повесили.

В этот день на завод было сброшено 340 снарядов. Обстрел совпал с обедом в заводской столовой. Один из снарядов угодил в кухню. Только убитыми мы потеряли 23 человека — многих не могли опознать. Раненых — десятки. 26 апреля снова массированный обстрел — 250 снарядов, огромные разрушения. Убиты 25 человек. 6 ноября 1943 года в заводском клубе, несмотря ни на что, состоялся праздничный концерт. Приехали моряки, офицеры и солдаты из подшефной бригады. А 7 ноября днем началось светопреставление. Обстрел длился пять с половиной часов. Стоял сплошной гул, сотрясалась земля. Погас свет — включили аварийный. Наблюдатели находились на вышке одни, беззащитные против этого смерча. Девчонки, девчонки… Вчера они плясали, а сегодня кругом смерть.

Вышли мы с директором с командного пункта после окончания обстрела. Над заводом стоит красный туман от кирпичной пыли, всюду руины, завалы. Слышу голос директора: «Все, Володя, нет завода», — на глазах у него слезы. А наутро весь заводской народ вместе с директором вышел на территорию с ломами, лопатами, носилками. Через неделю завод ожил… Ленинград обстреливался противником по «квадратам» и «объектам». «Электросила» была «объектом», который на немецких картах был обозначен как «электрический завод». В своих сводках враг не раз сообщал, что он уничтожен. А «Электросила» жила и сражалась.

Зачем надо было восстанавливать завод, находящийся в шести километрах от врага? Зачем, понимая, что его опять обстреляют и будут человеческие жертвы? А другой выход был? Не было. Мы шли жестоким, но единственно верным путем.

В начале января 1943 года нас в очередной раз вызвали в Смольный. Директор завода Г. Я. Мухин, главный инженер Д. В. Ефремов и я поднимаемся на третий этаж. В приемной А. А. Жданова несколько человек — все военные. Входим в кабинет. Жданов говорит: «Звонил товарищ Сталин. Просил выяснить у руководства завода возможность быстрого восстановления основных видов продукции и что для этого требуется. Просил передать электросиловцам: мы знаем, как им тяжело. Конкретно изложите, какая помощь вам потребуется…»

Помощь нам была оказана, в том числе и по обеспечению людей снабжением: питание без карточек, промтовары, премиальный фонд и многое другое. Это нам здорово помогло. В конце января 1943 года Ефремов (будущий министр электротехнической промышленности, доктор наук) был вызван в Москву. 6 марта Государственный комитет обороны вынес постановление о частичном восстановлении завода к 1 мая 1943 года. Шло освобождение Донбасса, и «Электросила» была единственным заводом страны, который мог дать электрооборудование для угольных шахт, прокатных станов, электростанций.

Начался настоящий штурм. Работали и спали в цехах. И свершилось, казалось бы, невозможное. Задание ГKО было выполнено. Тогда у нас родился новый трафарет — на всей заводской продукции стояло: «Изготовлено на «Электросиле» в дни блокады».

…Но вернусь несколькими словами к встрече с А. А. Ждановым. Он уделил нам всего десять минут и говорил только сам, а мы молчали. Но через несколько дней мы поняли, почему он был так краток с нами, а в приемной находились много военных. Готовился прорыв блокады Ленинграда.