Борис Аверин
Письма без ответа. Отношения графа Толстого и российских императоров
Продовольственная комиссия Военного совета Ленинградского фронта.
Фото Александры Цукановой
Этой темы мало кто касался. Почему? Потому что отношение Льва Толстого к политике не укладывается ни в какие рамки, потому что сторонников у него почти нет. Были, правда, «толстовцы», особенно в начале ХХ века, и в 1920-е годы их было немало, но потом их искоренили.
В 1880-е годы Толстой написал повесть «Ходите в свете, пока есть свет». Она не очень известна широкой публике, потому что входит только в полное собрание Толстого в 90 томах, которого в домашних библиотеках обычно нет. У меня дома имеется десять томов из него, я их долго искал по магазинам старой книги. Так вот там, в этой повести, говориться о христианстве второго века нашей эры. Мы смутно себе представляем, как возникло христианство. Знаем, как появился Христос, как начал свою проповедь, как был распят, на третий день воскрес… Так, по нашим представлениям, и началось христианство. А реально-то с чего оно началось?
С того, что возникли секты христиан. Они исповедовали настолько дикие взгляды, невозможные для общества, особенно римского, что были гонимы. Причем злобно гонимы. Их последователей вешали, четвертовали, сжигали. Почему так? А потому что их идеология была ну ни в какие ворота.
Они говорили: нет ни эллина, ни иудея, не надо национальностей, все люди братья. Ну как так можно? Вот есть мы, римляне, у нас есть враги. А говорить, что наши враги нам братья - что же это такое? Они говорили и другие странные вещи. Если иудейская религия провозглашала: око за око, зуб за зуб, то они проповедовали немыслимое: ударили по одной щеке - подставь другую.
С того, что возникли секты христиан. Они исповедовали настолько дикие взгляды, невозможные для общества, особенно римского, что были гонимы. Причем злобно гонимы. Их последователей вешали, четвертовали, сжигали. Почему так? А потому что их идеология была ну ни в какие ворота.
Они говорили: нет ни эллина, ни иудея, не надо национальностей, все люди братья. Ну как так можно? Вот есть мы, римляне, у нас есть враги. А говорить, что наши враги нам братья - что же это такое? Они говорили и другие странные вещи. Если иудейская религия провозглашала: око за око, зуб за зуб, то они проповедовали немыслимое: ударили по одной щеке - подставь другую.
«Мне отмщение и Аз воздам» - гласит эпиграф к Анне Каренине. Это сказал Господь. Ни в коем случае никогда не мстите, а если очень хочется отомстить – смирите своё зло и через некоторое время, через 2-3 дня, через 2-3 месяца или через 30 лет вы поймёте, что хорошо сделали, что не мстили. И вообще учение христиан было столь чудовищным для современности, что они, бедные, совершали богослужения в катакомбах, церквей же не было, что вы, какие церкви?
Но потом приходит император Константин. Его жена Елена, невероятно просвещенная дама, изучает всю местность, где жил Христос, разыскивает в Вифлееме место, где он родился, Гроб Господень, место его Вознесения на Елеонской горе… С этого времени начинается другая история христианства - как государственной религии.
Толстой, конечно, христианин, верит в Бога, верит в Христа, но – признает христианство до появлении официальной церкви. Первоначально он, конечно, верил и в церковь. Он говорил, что верует в единую, справедливую волю Бога, в его бесконечное бытие, в возмездие за злые поступки, но не понимает, например, непорочного зачатия. Интересный человек! Не понимает непорочного зачатия или того, что такое Троица! Но учения о Троице не было в раннем христианстве, оно возникло позднее.
Фото Alessandro Bellone on Unsplash
Толстой, конечно, христианин, верит в Бога, верит в Христа, но – признает христианство до появлении официальной церкви. Первоначально он, конечно, верил и в церковь. Он говорил, что верует в единую, справедливую волю Бога, в его бесконечное бытие, в возмездие за злые поступки, но не понимает, например, непорочного зачатия. Интересный человек! Не понимает непорочного зачатия или того, что такое Троица! Но учения о Троице не было в раннем христианстве, оно возникло позднее.
Фото Alessandro Bellone on Unsplash
К чему я это говорю? Все взаимоотношения Льва Толстого с императорами строились на этих основаниях. Он чувствует ответственность перед Богом и перед собой тоже. Так как Бог у него в душе, то и перед собой, и перед Богом. И поэтому он вмешивается всюду, где только можно. Толстой – один из самых активных политических писателей. Он пишет невероятное количество статей на всевозможные темы. И, конечно, в особо важных случаях обращается непосредственно к императорам. Хотя первое его письмо Александру II было написано по личному поводу.
В 1862 году врачи сказали Толстому, что, возможно, у него чахотка, а ее как надо лечить? Ехать в степи и пить кумыс - и всё, как рукой снимает. Он отправился туда, и там ему становилось лучше и легче. Но пока он был в Самарской губернии, в Ясную Поляну явилась полиция и два дня проводила обыски. Толстой был оскорблен. Когда он вернулся, он говорил: «Слава Богу, что меня не было». Он бы их, этих жандармов, наверно, просто застрелил. Надо ведь представлять, кто такой Толстой и кто такие Романовы. Да они выскочки, всего-то пятисотлетний род. А он, Лев Толстой, из Рюриковичей, из самых первых князей русских.
В 1862 году врачи сказали Толстому, что, возможно, у него чахотка, а ее как надо лечить? Ехать в степи и пить кумыс - и всё, как рукой снимает. Он отправился туда, и там ему становилось лучше и легче. Но пока он был в Самарской губернии, в Ясную Поляну явилась полиция и два дня проводила обыски. Толстой был оскорблен. Когда он вернулся, он говорил: «Слава Богу, что меня не было». Он бы их, этих жандармов, наверно, просто застрелил. Надо ведь представлять, кто такой Толстой и кто такие Романовы. Да они выскочки, всего-то пятисотлетний род. А он, Лев Толстой, из Рюриковичей, из самых первых князей русских.
Ну, конечно, были в его роду и такие, как Пётр Толстой, сподвижник Петра I, который помог Петру совершить одно из самых больших его злодеяний. Их у Петра I много, но вот это не будет никогда ему прощено. Когда его сын, царевич Алексей, убежал из России в Австрию, а затем спрятался на юге Италии, в Неаполе, Пётр I приказал Петру Толстому его найти, и тот указание выполнил. Пётр I написал сыну письмо: «Возвращайся, никакого наказания тебе не будет. Клянусь Богом и судом его». Но сразу, как царевич Алексей вернулся, его начали пытать…
Что с ним только ни делали! А в чём была его вина? Он не одобрял отношения Петра I к христианству. Кроме того, Алексею не нравилось, куда отец вел государство. Ну не нравилось, так он и убежал. А когда сюда вернулся, ему велят: «Говори всю правду». Алексей сказал: «Да, были моменты, когда я желал смерти отцу». Он покаялся тогда же, духовнику, и тем не менее его запытали до смерти. Отец собственный его пытал! А на следующий день после того, как он умер, была годовщина Полтавской битвы, и в Петербурге ее шумно праздновали - с пушечным салютом и фейерверком. Это чудовищное преступление Петра I: Христом Богом обещать, что помилуешь, а потом самолично пытать. Ведь не только его подручные пытали, но и он сам, лично!..
Что с ним только ни делали! А в чём была его вина? Он не одобрял отношения Петра I к христианству. Кроме того, Алексею не нравилось, куда отец вел государство. Ну не нравилось, так он и убежал. А когда сюда вернулся, ему велят: «Говори всю правду». Алексей сказал: «Да, были моменты, когда я желал смерти отцу». Он покаялся тогда же, духовнику, и тем не менее его запытали до смерти. Отец собственный его пытал! А на следующий день после того, как он умер, была годовщина Полтавской битвы, и в Петербурге ее шумно праздновали - с пушечным салютом и фейерверком. Это чудовищное преступление Петра I: Христом Богом обещать, что помилуешь, а потом самолично пытать. Ведь не только его подручные пытали, но и он сам, лично!..
Портрет Льва Николаевича Толстого, 1884
Николай Ге. Из коллекции
Государственного Русского музея
Итак, Лев Николаевич не мог хорошо относиться ни к государству, ни к деятельности императоров. Он много чего знал и хотел написать роман о Петре I. Он вообще прекрасно знал быт императорских семей. Откуда? Его двоюродная тётя Александра Андреевна Толстая, умница, красавица, была фрейлиной двора, он с ней переписывался и бывал у нее в гостях. И, конечно, о многом расспрашивал. А та, конечно, искренне отвечала. И поэтому он много знал такого и из прошлого, и из настоящего, чего не знал никто. Хотя никогда не встречался ни с одним из императоров…
Так вот, возвращается Толстой из Самарской губернии, и что видит? У него была полиция в доме! И ее служаки не просто перерыли весь дом, а перечитали его письма, дневники и так далее. Но потом сказали: извините, ничего такого не нашлось. А что должно было найтись? Чуть позже объясню.
Начинает Толстой письмо к Александру II странно: сообщает, что «жандармский штаб-офицер в сопровождении земских властей» провёл у него обыск, чем оскорбил его, писателя, и его семью. «Кроме оскорбления, нанесённого моим гостям, найдено было нужным нанести то же оскорбление мне, моей тётке и моей сестре. Жандармский офицер пошел обыскивать мой кабинет», - сообщил Лев Толстой.
Так вот, возвращается Толстой из Самарской губернии, и что видит? У него была полиция в доме! И ее служаки не просто перерыли весь дом, а перечитали его письма, дневники и так далее. Но потом сказали: извините, ничего такого не нашлось. А что должно было найтись? Чуть позже объясню.
Начинает Толстой письмо к Александру II странно: сообщает, что «жандармский штаб-офицер в сопровождении земских властей» провёл у него обыск, чем оскорбил его, писателя, и его семью. «Кроме оскорбления, нанесённого моим гостям, найдено было нужным нанести то же оскорбление мне, моей тётке и моей сестре. Жандармский офицер пошел обыскивать мой кабинет», - сообщил Лев Толстой.
Что это такое? Как можно так обходиться с Рюриковичем, аристократом? Мы понимаем его возмущение, и вот конец письма: Толстой требует найти виновника и объяснить, в чём дело. Он пишет: «По свойственному человеку чувству, я ищу, кого бы обвинить во всём случившемся со мною. Себя я не могу обвинять: я чувствую себя более правым, как чем когда бы то ни было».
Лев Толстой мог возмущаться по каким-то конкретным поводам, он никогда не был противником самого строя. Наоборот, он был противником революционеров, которые предлагали менять социальный строй. Вот такая странная ситуация: он не принимает множества государственных акций, но не принимает и всех тех, кто собирается активно бороться с самодержавием, потому что это не соответствует его взглядам.
Так вот, продолжаю цитировать его письмо: «Себя я не могу обвинить, я чувствую себя более правым, чем когда бы то ни было, ложного доносчика я не знаю; чиновников, судивших и оскорблявших меня, я тоже не могу обвинять: они повторяли несколько раз, что это делается не по их воле, а по Высочайшему повелению». И дальше совершенно неожиданный поворот: «Для того, чтобы быть всегда столь же правым в отношении моего правительства и особы Вашего Величества, я не могу и не хочу этому верить».
Обратите внимание на эти слова Толстого: мол, я хочу быть всегда столь же правым в отношении моего правительства и особы Вашего Величества. Это уже совершенно особый тон. «Я думаю, что не может быть волею Вашего Величества, чтобы безвинные были наказываемы и чтобы правые постоянно жили под страхом оскорбления и наказания. Для того, чтобы знать, кого упрекать во всём случившемся со мною, я решаюсь обратиться прямо к Вашему Величеству. Я прошу только о том, чтобы с имени Вашего Величества была снята возможность укоризны в несправедливости».
Толстой беспокоится о чистоте имени императора. Вот главная цель письма. Он же говорит в нем, что может пожаловаться на чиновников, но что с них взять? Они простые исполнители.
Так вот, продолжаю цитировать его письмо: «Себя я не могу обвинить, я чувствую себя более правым, чем когда бы то ни было, ложного доносчика я не знаю; чиновников, судивших и оскорблявших меня, я тоже не могу обвинять: они повторяли несколько раз, что это делается не по их воле, а по Высочайшему повелению». И дальше совершенно неожиданный поворот: «Для того, чтобы быть всегда столь же правым в отношении моего правительства и особы Вашего Величества, я не могу и не хочу этому верить».
Обратите внимание на эти слова Толстого: мол, я хочу быть всегда столь же правым в отношении моего правительства и особы Вашего Величества. Это уже совершенно особый тон. «Я думаю, что не может быть волею Вашего Величества, чтобы безвинные были наказываемы и чтобы правые постоянно жили под страхом оскорбления и наказания. Для того, чтобы знать, кого упрекать во всём случившемся со мною, я решаюсь обратиться прямо к Вашему Величеству. Я прошу только о том, чтобы с имени Вашего Величества была снята возможность укоризны в несправедливости».
Толстой беспокоится о чистоте имени императора. Вот главная цель письма. Он же говорит в нем, что может пожаловаться на чиновников, но что с них взять? Они простые исполнители.
Портрет императора Александра II
Е. И. Ботман, 1856 г.
Из коллекции Государственного Русского музея
Письмо каким-то образом достигло императора, он вызвал начальника полиции и поинтересовался произошедшим. А тот привёл очень интересный аргумент: мол, понимаете, у писателя живут бывшие студенты, часть из которых была в ссылке, они были противниками строя, их много, и создается впечатление, что возникает какая-то противоправительственная партия в имении Ясная Поляна. Вот, мол, мы и решили проверить.
Дело в том, что эти студенты - а их на самом деле было много - преподавали в школах, которые организовывал Толстой. Они, действительно, раньше имели отношение к разным революционным кружкам, а сейчас отошли от них. И вы поймёте почему. Как говорили тогда наверху: «дальше едет – тише будет». Когда революционер приезжал в какую-нибудь деревню в надежде принести пользу народу, он видел, что крестьян абсолютно не интересует все, что имеет отношение к правительству. И то, чем раньше занимались эти студенты, казалось им теперь совершенно не нужным. Народ русский был аполитичен, ему было всё равно. Он знал только одно: что царя-батюшку окружают нечестные чиновники, и если что-то просить, то надо просить непосредственно у государя императора. Пытались ходоки до него добираться, чаще всего никуда не попадали, но это не важно…
Е. И. Ботман, 1856 г.
Из коллекции Государственного Русского музея
Письмо каким-то образом достигло императора, он вызвал начальника полиции и поинтересовался произошедшим. А тот привёл очень интересный аргумент: мол, понимаете, у писателя живут бывшие студенты, часть из которых была в ссылке, они были противниками строя, их много, и создается впечатление, что возникает какая-то противоправительственная партия в имении Ясная Поляна. Вот, мол, мы и решили проверить.
Дело в том, что эти студенты - а их на самом деле было много - преподавали в школах, которые организовывал Толстой. Они, действительно, раньше имели отношение к разным революционным кружкам, а сейчас отошли от них. И вы поймёте почему. Как говорили тогда наверху: «дальше едет – тише будет». Когда революционер приезжал в какую-нибудь деревню в надежде принести пользу народу, он видел, что крестьян абсолютно не интересует все, что имеет отношение к правительству. И то, чем раньше занимались эти студенты, казалось им теперь совершенно не нужным. Народ русский был аполитичен, ему было всё равно. Он знал только одно: что царя-батюшку окружают нечестные чиновники, и если что-то просить, то надо просить непосредственно у государя императора. Пытались ходоки до него добираться, чаще всего никуда не попадали, но это не важно…
Так вот, возвращаясь к письму Льва Толстого: его цель была в том, чтобы снять подозрение с имени государя императора в том, что он произвел в отношении него несправедливые действия. С одной стороны, писатель хочет защитить собственное достоинство, а с другой стороны, чтобы тень несправедливости не упала на императора. Вот такое короткое письмо, может не очень содержательное, но любопытное.
А вот переписка Толстого с Александром III - это уже очень серьезно. В марте 1881 года, с 8-го по 15-е, Толстой пишет огромный черновик письма. Почему? Потому что убили государя императора Александра II. Толстой вздрогнул от ужаса, ему это преступление показалось чудовищным, но еще более опечалило его, что для окружающих - помещиков, крестьян – это событие прошло почти незамеченным. Взорвали императора, а никто этим не интересуется! Толстого это потрясло до глубины души. Его жена Софья Андреевна вспоминала, в каком он был тяжелом состоянии.
А вот переписка Толстого с Александром III - это уже очень серьезно. В марте 1881 года, с 8-го по 15-е, Толстой пишет огромный черновик письма. Почему? Потому что убили государя императора Александра II. Толстой вздрогнул от ужаса, ему это преступление показалось чудовищным, но еще более опечалило его, что для окружающих - помещиков, крестьян – это событие прошло почти незамеченным. Взорвали императора, а никто этим не интересуется! Толстого это потрясло до глубины души. Его жена Софья Андреевна вспоминала, в каком он был тяжелом состоянии.
Портрет императора Александра III
кисти неизвестного художника, вторая половина XIX в.
Из коллекции Государственного Русского музея
Я приведу вам совсем неожиданный пример. У Горького есть произведение «Городок Окуров», где главный герой ведёт дневник, надо сказать, интереснейший. Там рядом идут такие записи: «На базаре живую русалку показывали, поймана в реке Тигре, сверху женщина, а хвост — рыбий, сидит в ящике с водой, вроде корыта, и когда хозяин спрашивает, как её звать и откуда она родом, она отвечает скучно: Сарра из Самарры». Следующая запись: «У чиновника Быстрецова беда: помер в одночасье прибывший гостить брат, офицер, а мёртвое мыло из дома не выкинули». Затем: «В Петербурге убили царя, винят в этом дворян, а говорить про то запрещают. Убить пробовали царя много раз, всё не удавалось, в конец же первого числа застрелили бомбой. Понять это совсем нельзя». Всё, в дневнике больше об убийстве императора ничего не было, это новость того же разряда, что и предыдущие.
Народовольцы ведь на что надеялись? Что после взрыва вспыхнут волнения. А оказалось, никому дела нет, никаких волнений не было, ровным счётом.
Толстой начинает писать письмо государю императору, в котором говорит, что положение его невероятно тяжелое. Вряд ли кто-нибудь бывал в столь же тяжелой ситуации, но из неё есть выход: надо простить народовольцев. Надо простить врагов своих. Надо подставить другую щёку. Вот уже лет двадцать, как в государстве возникло довольно сильное антиправительственное и антисамодержавное движение. От него пытались избавиться двумя способами.
кисти неизвестного художника, вторая половина XIX в.
Из коллекции Государственного Русского музея
Я приведу вам совсем неожиданный пример. У Горького есть произведение «Городок Окуров», где главный герой ведёт дневник, надо сказать, интереснейший. Там рядом идут такие записи: «На базаре живую русалку показывали, поймана в реке Тигре, сверху женщина, а хвост — рыбий, сидит в ящике с водой, вроде корыта, и когда хозяин спрашивает, как её звать и откуда она родом, она отвечает скучно: Сарра из Самарры». Следующая запись: «У чиновника Быстрецова беда: помер в одночасье прибывший гостить брат, офицер, а мёртвое мыло из дома не выкинули». Затем: «В Петербурге убили царя, винят в этом дворян, а говорить про то запрещают. Убить пробовали царя много раз, всё не удавалось, в конец же первого числа застрелили бомбой. Понять это совсем нельзя». Всё, в дневнике больше об убийстве императора ничего не было, это новость того же разряда, что и предыдущие.
Народовольцы ведь на что надеялись? Что после взрыва вспыхнут волнения. А оказалось, никому дела нет, никаких волнений не было, ровным счётом.
Толстой начинает писать письмо государю императору, в котором говорит, что положение его невероятно тяжелое. Вряд ли кто-нибудь бывал в столь же тяжелой ситуации, но из неё есть выход: надо простить народовольцев. Надо простить врагов своих. Надо подставить другую щёку. Вот уже лет двадцать, как в государстве возникло довольно сильное антиправительственное и антисамодержавное движение. От него пытались избавиться двумя способами.
Первый – абсолютная жестокость.
Врагов строя ссылали, в ссылке оказалось огромное количество людей, иногда ни к чему не причастных. К примеру, писатель Владимир Короленко четырежды был в ссылке, причем сам не знал, за что. Просто что-то было подозрительное. Короленко ведь никогда не выступал против правительства.
Второй путь – либеральный.
Министром внутренних дел был назначен генерал Лорис-Меликов, очень умный, либеральных взглядов. Он сразу же произвел чистку по всем тюрьмам. Выпустил огромное количество невинных.
Лев Толстой пишет царю, что оба пути неверные. Потому что первый – это жестокость, а она рождает только ответную жестокость, всякое зло рождает ответное зло. Поэтому в Евангелии и говориться: не отвечайте на зло злом. Писатель призывает царя прислушаться к этим словам. Мол, гармонию вы не восстановите, но прекратите возрастание зла. Нужно прекратить отвечать на зло злом. Поэтому цареубийц надо простить, хотя это вовсе не значит, что они невиновны. Всякое убийство – это страшный грех, но простить их все равно надо, не надо вешать. А революционеры, в свою очередь, должны простить правительство за то, что вольно или невольно им совершается.
И далее, предполагал Толстой, если на зло отвечать не злом, а прощением и любовью, то возникнет новое государство. Это огромное письмо, могу процитировать отрывок: «Отца вашего, царя русского, сделавшего много добра и всегда желавшего добра людям, старого, доброго человека, бесчеловечно изувечили и убили не личные враги его, но враги существующего порядка вещей; убили во имя какого-то высшего блага всего человечества».
Вот это кошмар! Убивать ради высшего блага – это и есть революция. Цитирую Толстого: «Вы стали на его место, и перед вами те враги, которые отравляли жизнь вашего отца и погубили его. Они враги ваши потому, что вы занимаете место вашего отца, и для того мнимого общего блага, которого они ищут, они должны желать убить и вас. К этим людям в душе вашей должно быть чувство мести, как к убийцам отца, и чувство ужаса перед той обязанностью, которую вы должны были взять на себя. Более ужасного положения нельзя себе представить, более ужасного потому, что нельзя себе представить более сильного искушения зла. Враги отечества, народа, презренные мальчишки, безбожные твари, нарушающие спокойствие и жизнь вверенных миллионов, и убийцы отца. Что другое можно сделать с ними, как не очистить от этой заразы русскую землю, как не раздавить их, как мерзких гадов».
И далее, предполагал Толстой, если на зло отвечать не злом, а прощением и любовью, то возникнет новое государство. Это огромное письмо, могу процитировать отрывок: «Отца вашего, царя русского, сделавшего много добра и всегда желавшего добра людям, старого, доброго человека, бесчеловечно изувечили и убили не личные враги его, но враги существующего порядка вещей; убили во имя какого-то высшего блага всего человечества».
Вот это кошмар! Убивать ради высшего блага – это и есть революция. Цитирую Толстого: «Вы стали на его место, и перед вами те враги, которые отравляли жизнь вашего отца и погубили его. Они враги ваши потому, что вы занимаете место вашего отца, и для того мнимого общего блага, которого они ищут, они должны желать убить и вас. К этим людям в душе вашей должно быть чувство мести, как к убийцам отца, и чувство ужаса перед той обязанностью, которую вы должны были взять на себя. Более ужасного положения нельзя себе представить, более ужасного потому, что нельзя себе представить более сильного искушения зла. Враги отечества, народа, презренные мальчишки, безбожные твари, нарушающие спокойствие и жизнь вверенных миллионов, и убийцы отца. Что другое можно сделать с ними, как не очистить от этой заразы русскую землю, как не раздавить их, как мерзких гадов».
Нельзя. Нужно возлюбить врага своего. Толстой говорил: если вы называете ваше государство христианским, почему вы не исполняете законы Христа? «Не убий» - заповедь Господа, а если вы убиваете, значит вы не христианское государство.
Фото Александры Цукановой
Одним словом, Толстой выступает с призывом к обеим сторонам простить друг друга. Письмо дошло до царя, каким образом, мы не знаем, скорее всего, в пересказе, потому что о Толстом всегда много говорили при дворе. И судя по всему, Александр III сказал: «Я бы их простил, но убийство отца простить не могу». И всех цареубийц повесили.
Вот так начались отношения Толстого и Александра III, но на этом они не закончились. Правда, с Александром III встретился не Лев Николаевич, а жена его Софья Андреевна. Это удивительно, потому что императоры не принимали частных лиц. Их принимали учреждения. В данном случае было сделано исключение: Александр III принял Софью Андреевну. Впрочем, не сразу. Три недели она дожидалась этой аудиенции.
Так, вот, давайте посмотрим, что пишет Софья Андреевна. Не будем ее ни за что осуждать, потому что последний период жизни она была очень больна. У неё была истерия – это когда человек постоянно хочет с тобой говорить, повторяя одно и тоже. Она доводила Льва Николаевича до нервных припадков и сердечных приступов.
Вот так начались отношения Толстого и Александра III, но на этом они не закончились. Правда, с Александром III встретился не Лев Николаевич, а жена его Софья Андреевна. Это удивительно, потому что императоры не принимали частных лиц. Их принимали учреждения. В данном случае было сделано исключение: Александр III принял Софью Андреевну. Впрочем, не сразу. Три недели она дожидалась этой аудиенции.
Так, вот, давайте посмотрим, что пишет Софья Андреевна. Не будем ее ни за что осуждать, потому что последний период жизни она была очень больна. У неё была истерия – это когда человек постоянно хочет с тобой говорить, повторяя одно и тоже. Она доводила Льва Николаевича до нервных припадков и сердечных приступов.
«Извините меня, графиня, - сказал император, - что я так долго заставил вас ждать, но обстоятельства так сложились, что я раньше не мог». Графиня ему сказала: «Я и так глубоко благодарна, что ваше величество оказали мне милость, приняв меня».
И стала говорить совершенно твёрдо и спокойно: «Ваше величество, в последнее время я стала замечать в муже моём расположение писать в прежнем, художественном роде, он недавно говорил: “Я настолько отодвинулся от своих религиозно-философских работ, что могу писать художественно”».
И стала говорить совершенно твёрдо и спокойно: «Ваше величество, в последнее время я стала замечать в муже моём расположение писать в прежнем, художественном роде, он недавно говорил: “Я настолько отодвинулся от своих религиозно-философских работ, что могу писать художественно”».
А между тем, как поведала Софья Андреевна царю, предубеждения против мужа всё возрастали, вот например, 13-ю часть собрания сочинений арестовали, а потом нашли возможным пропустить. «Плоды просвещения» были запрещены для постановки в государственных театрах - ставились только в частных. Очень интересно! В частном театре в Царском Селе, при императорской резиденции, в присутствии царской семьи игрались «Плоды просвещения» Толстого, а цензура вскоре их запретила.
Софья Андреевна жалуется царю, что «Крейцерову сонату» запретили! Ее совершенно неверно понимают. Толстой взял эпиграф из Евангелия от Матфея, из которого следует, что нужно соблюдать целомудрие. А если уж вы испытываете вожделение, то, пожалуйста, женитесь, но тогда в браке вы также должны быть целомудренны. То есть никаких измен. Это Евангелие, не более того. Не выступал Толстой против брака, не выступал он против деторождения, это было бы дико. Но когда весь брак построен на тех отношениях, которые изображаются в «Крейцеровой сонате», это неестественно. На каких именно? Супруги могут как угодно ссориться и ненавидеть друг друга, но когда ложатся в постель – происходит примирение. Так они и живут.
Так вот цензура запретила «Крейцерову сонату» - за то, что она якобы проповедует безбрачие и много других грехов. И Софья Андреевна объясняет императору: «К сожалению, форма этого рассказа слишком крайняя, но мысль основная такова: идеал всегда недостижим; если идеалом поставить крайнее целомудрие, то люди будут только чисты в брачной жизни».
Софья Андреевна жалуется царю, что «Крейцерову сонату» запретили! Ее совершенно неверно понимают. Толстой взял эпиграф из Евангелия от Матфея, из которого следует, что нужно соблюдать целомудрие. А если уж вы испытываете вожделение, то, пожалуйста, женитесь, но тогда в браке вы также должны быть целомудренны. То есть никаких измен. Это Евангелие, не более того. Не выступал Толстой против брака, не выступал он против деторождения, это было бы дико. Но когда весь брак построен на тех отношениях, которые изображаются в «Крейцеровой сонате», это неестественно. На каких именно? Супруги могут как угодно ссориться и ненавидеть друг друга, но когда ложатся в постель – происходит примирение. Так они и живут.
Так вот цензура запретила «Крейцерову сонату» - за то, что она якобы проповедует безбрачие и много других грехов. И Софья Андреевна объясняет императору: «К сожалению, форма этого рассказа слишком крайняя, но мысль основная такова: идеал всегда недостижим; если идеалом поставить крайнее целомудрие, то люди будут только чисты в брачной жизни».
Софья Андреевна вспоминала, что когда она сказала государю, что Лев Николаевич расположен к художественному творчеству, государь ответил: «Ах, как это было бы хорошо! Как он пишет, как он пишет!». Это что? Этот «шкаф» (я имею в виду Александра III) читал Толстого и приходил в восторг от его сочинений? Ничего себе! И он сказал, что в Полном собрании сочинений можно «Крейцерову сонату» напечатать: «Не всякий в состоянии его купить, и большого распространения быть не может».
Так всегда было. В журнале, в газете увидеть критику – плохо, а в книге – пожалуйста. Книги всё равно мало кто читает, особенно в России. И сейчас почти никто не читает. Я знаю несколько книг, в которых есть крайне резкие высказывания, но ничего, они выходят и продаются в книжных магазинах.
А дальше вот эти слова Софьи Андреевны, которые, уверен, не я один не сразу заметил: «Государь говорит робко, очень приятным, певучим голосом. Глаза у него ласковые и очень добрые, улыбка конфузливая и тоже добрая. Рост очень большой; государь скорее толст, но крепок и, видно, силён. Волос совсем почти нет; от одного виска до другого скорее слишком узко, точно немного сдавлено. Он мне напоминал немного Владимира Григорьевича Черткова». Чертков - самый близкий друг Толстого, самый верный его последователь.
Продолжаю цитировать Софью Андреевну: «Потом государь спросил меня, как дети относятся к учению отца. Я отвечала, что к тем высоконравственным правилам, которые проповедует отец, они не могут относиться иначе, как с уважением, но что я считаю нужным воспитывать их в церковной вере».
Фото Henry Be on Unsplash
Так всегда было. В журнале, в газете увидеть критику – плохо, а в книге – пожалуйста. Книги всё равно мало кто читает, особенно в России. И сейчас почти никто не читает. Я знаю несколько книг, в которых есть крайне резкие высказывания, но ничего, они выходят и продаются в книжных магазинах.
А дальше вот эти слова Софьи Андреевны, которые, уверен, не я один не сразу заметил: «Государь говорит робко, очень приятным, певучим голосом. Глаза у него ласковые и очень добрые, улыбка конфузливая и тоже добрая. Рост очень большой; государь скорее толст, но крепок и, видно, силён. Волос совсем почти нет; от одного виска до другого скорее слишком узко, точно немного сдавлено. Он мне напоминал немного Владимира Григорьевича Черткова». Чертков - самый близкий друг Толстого, самый верный его последователь.
Продолжаю цитировать Софью Андреевну: «Потом государь спросил меня, как дети относятся к учению отца. Я отвечала, что к тем высоконравственным правилам, которые проповедует отец, они не могут относиться иначе, как с уважением, но что я считаю нужным воспитывать их в церковной вере».
Фото Henry Be on Unsplash
Когда Толстой дал Софье Андреевне переписывать свое «Исследование догматического богословия», где он яро выступал против веры в чудеса, описанные в Евангелии, Софья Андреевна начала работу, а потом в возмущении прибежала к нему в кабинет, бросила эту рукопись: «Я этого переписывать не буду!». Слишком там были резкие выступления против церкви. А Софья Андреевна детей своих воспитывала в церковной вере.
А как следует относиться к церкви? С одной стороны, эмигранты первой волны говорят, что именно церковь сохранила их за рубежом. Мол, мы все исповедовали разные взгляды: одни анархисты, другие эсеры… а вот вокруг церкви все соединялись. И русская культура, русская нация за рубежом сохранялись в своем единстве именно благодаря церкви. И тут я ничего не могу сказать против.
А с другой стороны, церковь всегда поддерживает власть, особенно в России. Обер-прокурор Синода Победоносцев люто ненавидел Толстого. Ну и что? Когда Святейший Синод объявил, что Лев Толстой более не принадлежит Православной церкви, многие вознегодовали, но были и те, кто, наоборот, сказали, что Толстой не может принадлежать церкви, раз он беспрерывно хулит государство...
Почему Софье Андреевне нужно было разрешение царя на публикацию произведений мужа? Потому что она выпускала 13-й том собрания его сочинений, а у неё просили права на полное собрание сочинений Толстого. За него, вместе с неопубликованными произведениями, предлагали один миллион рублей. Тогда можно было купить город Цюрих на эти деньги, вместе с потрохами. Представляете? И Софье Андреевне очень хотелось денег.
А как следует относиться к церкви? С одной стороны, эмигранты первой волны говорят, что именно церковь сохранила их за рубежом. Мол, мы все исповедовали разные взгляды: одни анархисты, другие эсеры… а вот вокруг церкви все соединялись. И русская культура, русская нация за рубежом сохранялись в своем единстве именно благодаря церкви. И тут я ничего не могу сказать против.
А с другой стороны, церковь всегда поддерживает власть, особенно в России. Обер-прокурор Синода Победоносцев люто ненавидел Толстого. Ну и что? Когда Святейший Синод объявил, что Лев Толстой более не принадлежит Православной церкви, многие вознегодовали, но были и те, кто, наоборот, сказали, что Толстой не может принадлежать церкви, раз он беспрерывно хулит государство...
Почему Софье Андреевне нужно было разрешение царя на публикацию произведений мужа? Потому что она выпускала 13-й том собрания его сочинений, а у неё просили права на полное собрание сочинений Толстого. За него, вместе с неопубликованными произведениями, предлагали один миллион рублей. Тогда можно было купить город Цюрих на эти деньги, вместе с потрохами. Представляете? И Софье Андреевне очень хотелось денег.
И можете себе представить, император Александр III разрешил публиковать вопреки цензуре. Это же надо! Я, честно говоря, не знаю (признаюсь, что Александром III никогда всерьез не занимался), как он вообще читал литературу. А вот что читал Николай II, я знаю очень хорошо. И письмо к нему Льва Толстого очень интересное.
Толстой, как всегда, выступает в стиле «не могу молчать», потому что, несмотря на то, что в соответствии с законом у нас была веротерпимость, в православной церкви были жуткие гонения на секты. Особенно преследовали духоборов и молокан. Почему? Потому что те не признавали церковь и священство. Считали, что им не нужен посредник между ними и Богом. Мол, верим в Бога, верим в Христа, но посредник не нужен. И вообще, как-то они очень не сочувствовали тому, что происходит в церкви.
Толстой, как всегда, выступает в стиле «не могу молчать», потому что, несмотря на то, что в соответствии с законом у нас была веротерпимость, в православной церкви были жуткие гонения на секты. Особенно преследовали духоборов и молокан. Почему? Потому что те не признавали церковь и священство. Считали, что им не нужен посредник между ними и Богом. Мол, верим в Бога, верим в Христа, но посредник не нужен. И вообще, как-то они очень не сочувствовали тому, что происходит в церкви.
Фото Zach Plank on Unsplash
И что с ними делали? Многих выселили из страны. А потом православное священство решило: пусть старшие не признают церковь и не признают священство, но мы у них отнимем детей. Это мало кому известно. Толстой описывал особенно страшный эпизод – он знал о нем от самих сектантов: они к нему обратились за помощью, ведь к кому им было еще обращаться?
История была такая: пришли урядники в крестьянскую семью, а там пятилетний ребёнок. Крестьянка все время производила на свет мертворождённых детей, и вот впервые ребёнок, наконец-то, выжил, ему пять лет, и родители не могут на него нарадоваться. И его вырывают из рук матери и отца и уводят неизвестно куда. Толстой не может молчать. Затем он всерьез занялся проблемой духоборов, потому что их выселили в Якутскую область, жить там было очень тяжело…
Духоборы отказывались служить в армии и детям говорили, чтобы не шли в армию, а Толстой проповедовал, что надо исполнять заповедь «не убий», поэтому в армию идти нельзя. За это его очень не любили власти.
Между прочим, расскажу такой эпизод, который показывает, что Толстой никогда не был догматиком. Был у него знакомый молодой человек, впоследствии режиссёр Московского художественного театра, Сулержицкий, умница, красавец, остроумный. Он был толстовцем, отказался служить в армии, ему вынесли приговор. К нему отец приехал, говорит: мол, голубчик мой, я стар, я болен, я хочу жить с тобой вместе, а тебя же зашлют так далеко, что я тебя больше никогда не увижу. Толстой об этом узнал, посетил Сулержицкого и говорит: «Иди служить». И Сулержицкого отправили служить куда-то на границу в Туркестан, где он пробыл два года и вернулся к любящему отцу…
Но бывало и иначе: толстовцев сажали в тюрьму. А духоборы все равно не шли в армию. И тут что придумал Лев Толстой: что вот эти восемь тысяч духоборов надо спасать, потому что иначе их всех разбросают по дисциплинарным батальонам, по тюрьмам, вышлют, разобьют семьи. Он в это время заканчивал роман «Воскресенье». А тогда был организован журнал «Нива», который платил самые большие гонорары в России. И Лев Николаевич, который никогда не интересовался гонорарами, продал свой роман в «Ниву», а потом написал богатым людям, чтобы они присоединились к нему и приняли участие в общем деле: на собранные деньги зафрахтовать три парохода, чтобы посадить на них духоборов и отвезти туда, где они смогут жить так, как они хотят.
Было много предложений: Китай, Монголия, другие страны, но выбор пал на Америку. И духоборы туда переехали, были спасены от преследования, и между прочим, говорят, что они потихонечку забыли родной язык, но продолжают исповедовать свои духоборские взгляды.
История была такая: пришли урядники в крестьянскую семью, а там пятилетний ребёнок. Крестьянка все время производила на свет мертворождённых детей, и вот впервые ребёнок, наконец-то, выжил, ему пять лет, и родители не могут на него нарадоваться. И его вырывают из рук матери и отца и уводят неизвестно куда. Толстой не может молчать. Затем он всерьез занялся проблемой духоборов, потому что их выселили в Якутскую область, жить там было очень тяжело…
Духоборы отказывались служить в армии и детям говорили, чтобы не шли в армию, а Толстой проповедовал, что надо исполнять заповедь «не убий», поэтому в армию идти нельзя. За это его очень не любили власти.
Между прочим, расскажу такой эпизод, который показывает, что Толстой никогда не был догматиком. Был у него знакомый молодой человек, впоследствии режиссёр Московского художественного театра, Сулержицкий, умница, красавец, остроумный. Он был толстовцем, отказался служить в армии, ему вынесли приговор. К нему отец приехал, говорит: мол, голубчик мой, я стар, я болен, я хочу жить с тобой вместе, а тебя же зашлют так далеко, что я тебя больше никогда не увижу. Толстой об этом узнал, посетил Сулержицкого и говорит: «Иди служить». И Сулержицкого отправили служить куда-то на границу в Туркестан, где он пробыл два года и вернулся к любящему отцу…
Но бывало и иначе: толстовцев сажали в тюрьму. А духоборы все равно не шли в армию. И тут что придумал Лев Толстой: что вот эти восемь тысяч духоборов надо спасать, потому что иначе их всех разбросают по дисциплинарным батальонам, по тюрьмам, вышлют, разобьют семьи. Он в это время заканчивал роман «Воскресенье». А тогда был организован журнал «Нива», который платил самые большие гонорары в России. И Лев Николаевич, который никогда не интересовался гонорарами, продал свой роман в «Ниву», а потом написал богатым людям, чтобы они присоединились к нему и приняли участие в общем деле: на собранные деньги зафрахтовать три парохода, чтобы посадить на них духоборов и отвезти туда, где они смогут жить так, как они хотят.
Было много предложений: Китай, Монголия, другие страны, но выбор пал на Америку. И духоборы туда переехали, были спасены от преследования, и между прочим, говорят, что они потихонечку забыли родной язык, но продолжают исповедовать свои духоборские взгляды.
Не надо отвечать на зло злом:
если борьба, то только духом.
если борьба, то только духом.
Но вернемся к письму. Поразительно то, как обращался Лев Николаевич Толстой к Николаю II. Вначале в черновике он пишет: «Государю императору Николаю II». А идет зима 1901–1902 года, Толстой болен, он может умереть. Ему уже 73 года. И как он в конце концов начинает свое письмо? «Любезный брат, - пишет он царю, - такое обращение я счёл наиболее уместным потому, что обращаюсь к Вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку - брату. Кроме того еще и потому, что пишу Вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти. Мне не хотелось умереть, не сказав Вам того, что я думаю о Вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей». Но, увы, не приносит.
И дальше Лев Толстой перечислял все негативное, что сделал Николай II. Представляете, как это читать императору? Хотя тот сам догадывался, что ведет страну куда-то не туда. Чтобы было понятно, я приведу знаменитые слова Александра III, который сказал Николаю II: «Ты — самодержец. В этой стране ты можешь делать все, что угодно, кроме двух вещей: никогда не объявляй войну и никогда не отказывайся от самодержавия».
И дальше Лев Толстой перечислял все негативное, что сделал Николай II. Представляете, как это читать императору? Хотя тот сам догадывался, что ведет страну куда-то не туда. Чтобы было понятно, я приведу знаменитые слова Александра III, который сказал Николаю II: «Ты — самодержец. В этой стране ты можешь делать все, что угодно, кроме двух вещей: никогда не объявляй войну и никогда не отказывайся от самодержавия».
Николай нарушил обе заповеди отца. Он объявил три войны. Война с Китаем нам плохо известна, мы больше помним русско-японскую, в которой русская армия потерпела сокрушительное поражение, но об этом мы мало говорим, больше про крейсер «Варяг». Шестьсот тысяч русских солдат, вчерашних крестьян были отправлены в Маньчжурию… Они совершенно не представляли, за что они там воюют. Это у Куприна хорошо описано: сначала «япошек побьем», а потом совсем другие песни пошли, никто не хочет идти в армию, никто не хочет идти воевать в какую-то «Манджурию», с какими-то японцами, на какой-то Дальний Восток.
Но самое страшное – Первая мировая война. Она и была развязана во многом из-за Николая. Вильгельм написал ему: «Отмени всеобщую мобилизацию». Ведь Вильгельм и Николай — родственники: дядя и любимый племянник, их переписка - самая нежная, и вдруг война. С кем? С дядей. Зачем? Неизвестно. Но зато какой патриотический подъем был в первые дни, а потом пошло всё, как и всегда. Россия уступала по всем видам вооружения, и она блистательно проигрывала войну. Ну ладно бы Николай II просто проиграл. Так ведь он еще и отрекся от самодержавия…
Но самое страшное – Первая мировая война. Она и была развязана во многом из-за Николая. Вильгельм написал ему: «Отмени всеобщую мобилизацию». Ведь Вильгельм и Николай — родственники: дядя и любимый племянник, их переписка - самая нежная, и вдруг война. С кем? С дядей. Зачем? Неизвестно. Но зато какой патриотический подъем был в первые дни, а потом пошло всё, как и всегда. Россия уступала по всем видам вооружения, и она блистательно проигрывала войну. Ну ладно бы Николай II просто проиграл. Так ведь он еще и отрекся от самодержавия…
Портрет императора Николая II
И. Е. Репин, 1896 г. Из коллекции Государственного Русского музея
Толстой как будто бы предвидел, что Николай II не справится с возложенными на него задачами. Он писал царю, что правительство и самодержавие давно утратили свой авторитет в России. А он всё равно пишет: «Любезный брат, <…> всё, что отвлекает Вас от истинной хорошей жизни, так ничтожно, неважно, что не стоит того, чтобы отдать за это спокойствие совести и безопасность, не говоря уже о вечной жизни. Любящий Вас Л. Толстой». Так он никому не писал.
Эта переписка Толстого и императоров открывает очень важные стороны в личности Толстого. Александру II он пишет гневное письмо, заканчивая тем, что желает снять пятно с его имени. Александра III он призывает простить цареубийц. А к Николаю II обращается, коря его, «любезный брат», и подписывается «любящий вас Толстой»…
Эта переписка Толстого и императоров открывает очень важные стороны в личности Толстого. Александру II он пишет гневное письмо, заканчивая тем, что желает снять пятно с его имени. Александра III он призывает простить цареубийц. А к Николаю II обращается, коря его, «любезный брат», и подписывается «любящий вас Толстой»…
Читайте также
больше полезных статей по этой теме:
Наш город – как лоскутное одеяло. Он состоит не только из административных, но и из исторических районов, мест и местностей. Кроме «большой родины» - всего Петербурга, у каждого его жителя есть и малая – та часть города, где он родился или прожил много лет.
Очевидно, что в советское время о царских офицерах писали, что называется, выборочно. Больше всего - о тех, кто считался «хорошим», то есть встал на сторону Советской власти.
Воспроизведение любых материалов сайта на других интернет-ресурсах разрешается при обязательном указании источника в формате гиперссылки: rosprioritet.ru
Интернет-журнал