«По всему видно: конец войне»

Идем к Эльбе, Берлин справа от нас. В Вендиш-Бухгольце мы увидели, что осталось от 9‑й немецкой армии, которая была последней надеждой гитлеровцев. Среди руин — нагромождение танков, пушек, перевернутых и разбитых автомобилей, конских туш. И много трупов в серо-зеленых мундирах…

На бортах и капотах машин белой краской малюем большие треугольники. Это для американских самолетов. Чтобы знали: свои, союзники. Их горбоносые бомбардировщики все чаще стали показываться над горизонтом. Настроение полумирное. По всему видно: конец войне.

Подъехали к какому‑то каналу. У взорванного моста трупы… Один немец, видно, тяжело раненный, пытался подорваться гранатой. Да так и застыл, лежа на спине в канаве, с зажатой в зубах синей пуговкой лимонки. Вот оно — воплощение агонии фашизма.

В стороне под кустом лежат рядом двое, прикрытые одной шинелью. Живые. Подхожу. В глазах серых, как и все вокруг, нет ничего, кроме страшной, смертельной тоски.

— Ну что, — обращаюсь к ним по‑немецки,

— Гитлер капут? Отвоевались? Ранены?

Почувствовав миролюбие в голосе, немцы оживились. В глазах мелькнуло некое подобие улыбки.

«Фервунден», — отвечают. Ранены. Попросили пить. Воды ни у кого из нас не оказалось. А спускаться к каналу было некогда. Да и не хотелось. Много чести. Предложил закурить. Сам помог скрутить самокрутки.

— Вас хоть перевязали?

— Перевязали, — и снова кривые улыбки.

Я нагнулся, приподнял край шинели и сразу отдернул руку. У одного немца одна нога была оторвана совсем, вторая — по колено. У другого вообще ничего ниже пояса: черный обрубок тела. На обоих солдатские ремни с серебристыми бляхами. На бляхах — «Готт мит унс!»: «Бог с нами!». Действительно, «перевязаны», как рогожные кули.

В отдалении домики. К ним пробирается кучка штатских немцев. Женщины, несколько пожилых мужчин, дети. Узлы, чемоданы тащат.

— Эй, ком! Ваши солдаты здесь раненые, пить хотят, помогите им!

Какое там! И не подумали, заторопились своей дорогой.

Поверженный враг — больше не враг. Но и защитник поверженный, оказывается, тоже никому больше не нужен.

И в этот миг со стороны Берлина полнеба вдруг озарилось взлетающими вверх трассами снарядов, пуль, ракет. Зарево быстро росло и скоро охватило все небо вокруг.

— Война кончилась! — крикнул кто‑то.

Принялись и мы всаживать в белый свет все, что могли. А те двое лежали и улыбались…

Нет, война еще не кончилась. Был вечер 30 апреля 1945 года.