Наполеоновские войны – это огромный исторический период, может быть, не очень протяженный по годам, но весьма значительный по смыслу. Он продолжался с конца XVIII века до 1815 года, и, действительно, может быть отнесен к важнейшим событиям в истории, по крайней мере, европейской, а может быть даже и мировой.

Это была эпоха, про которую замечательно сказал практик и теоретик партизанской войны, участник событий Денис Васильевич Давыдов. В стихотворении «Современная песня» он писал, что это было время, когда

Действительно, это была эпоха больших войн, военных конфликтов, подвигов, трагических и героических событий, разрушений. Конечно, важнейшим периодом этой эпохи стала Отечественная война 1812 года. И хотя наша тема сегодня другая, но в качестве небольшой преамбулы, особенно для молодых участников и для учащихся, я кое-что напомню.

Император Наполеон I собрал для похода на Россию невиданную армию. У историков, правда, нет единого мнения о ее численности, но общее представление, что это было свыше 600 тысяч человек - по тем временам нечто колоссальное. Непосредственно во вторжении участвовало около 400 тысяч, причем в этой армии были не только французы, но и поляки, немцы из различных немецких государств, итальянцы, португальцы, бельгийцы, швейцарцы.

Кроме того, на стороне Наполеона выступили бывшие союзники России – Австрия и Пруссия. Правда, действовали их генералы не очень активно, но все-таки действовали. В Россию вторглась знаменитая армия «двунадесять языков», как ее называли современники за многонациональный состав.

Разумеется, я не буду рассказывать о ходе Отечественной войны 1812 года, только напомню, что в конце ноября - начале декабря остатки наполеоновской «Великой армии» отошли через реку Березина. Обратите внимание: Наполеон вывел из России максимум 100 тысяч, по более решительным подсчетам - около 30 тысяч солдат и офицеров, то есть его армия рассеялась на полях нашей страны. Впрочем, термин «вывел» тоже не вполне точен. Наполеон покинул армию до завершения отхода: он отравился набирать новое войско.

Интересно, что во французском языке до сих пор кошмар, провал, неурядица, что-то очень сумбурное и, одновременно, трагическое зовется словечком «березина».

25 декабря 1812 года по старому стилю (6 января 1813 года по новому) Александр I подписал манифест «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского». Документ длинный, но я все-таки позволю себе привести из него цитату, чтобы продемонстрировать, что помощники Александра I умели очень хорошо писать воззвания. Пожалуй, никогда в истории России не было таких вдохновенных, ярких манифестов, как в эпоху войны с Наполеоном.

Это манифест, официальный документ, но посмотрите: он звучит как поэма, и главное – в целом он соответствовал истине. Но надо сказать, что победа далась русской армии, всему государству в высшей степени нелегко. Были понесены большие потери, погибли тысячи солдат, офицеров, были разорены многие населенные пункты, кстати, тоже немаловажная деталь – понесен колоссальный финансовый урон. Война – дело затратное! Ущерб был действительно очень велик. Народ России принес колоссальные жертвы. Война 1812 года была поистине Отечественной.

Сделаю маленький шаг в сторону от темы. Мое любимое место в Петербурге – Военная галерея Зимнего дворца, где свыше трехсот портретов генералов, командовавших русскими войсками и в Отечественной войне, и в Заграничном походе, о котором мы будем сегодня говорить. И вот посмотрите даже на фамилии, особенно опять-таки учащихся агитирую: почитайте подписи под портретами и задумайтесь.

Михаил Кутузов, Николай Раевский, Николай Бороздин, Иван Сабанеев, Петр Толстой, Денис Давыдов и многие другие – очевидно природные русские, Депрерадович, Милорадович, – сербы, Ожаровский – поляк, Винцингероде, Витгенштейн, Беннигсен, Карл Багговут, убитый неприятельским ядром под Тарутиным – немцы. Генерал от артиллерии Яшвиль – сразу не догадаешься, грузин. Леван Михайлович Яшвили, сын грузинского князя, его еще ребенком привезли в Петербург с Кавказа. Прославленный Петр Багратион – тоже грузин.

Среди генералов, запечатленных на портретах, есть армяне, греки (Бенардос, Курута), итальянцы - уроженец Модены Паулуччи, Джеронимо Савоини (в России Еремей Яковлевич) из Флоренции. Есть даже французы, верно служившие новому Отечеству – Эммануил Сен-При, Карл де Ламберт, Александр Ланжерон, о последнем, кстати, сегодня мы будем говорить.

Наряду с регулярными войсками отпор врагу оказывало народное ополчение, также многонациональное по своему составу. О казаках и говорить здесь излишне: их отвага, даже лихость хорошо известны, вклад донских, уральских, оренбургских и других казаков в победу над наполеоновской армией отражен в многочисленных научных и художественных произведениях.

Видимо, недалек от истины историк и участник Отечественной войны Михайловский-Данилевский, который писал: «Не оставалось города и селения, где не разгоралась бы любовь к Отечеству… Все племена неизмеримой Российской империи слились в одну душу и, невзирая на различие нравов, обычаев, климата, наречия, веры, доказали, что все они, по чувствам, родные между собою».
Отечественная война 1812 года показала, на какой подвиг способно население огромного, многонационального Государства Российского, если оно сплочено.

Но, необходимо повторить, победа досталась дорогой ценой. И неудивительно, что среди государственных деятелей, военного руководства страны не было единства относительно дальнейших планов. Император Александр I считал необходимостью заграничный поход. Он был уверен, что нужно двигаться в Европу и «добивать» Наполеона там.

То есть Кутузов хорошо осознавал: если сейчас не продолжить войну, Наполеон сохранит союзы с европейскими державами, наберется сил и, в общем, все придется начинать сначала.

Другое дело, что о Кутузове мы иногда имеем неверное представление, особенно по художественным фильмам. Например, по «Гусарской балладе» - кино замечательное, но это все же мюзикл, оперетта. На самом деле Кутузов отнюдь не был добрым дедушкой, который ахает, охает и сыплет прибаутками. Он был блестящим дипломатом. Неоднократно заключал договоры, был проницателен в международной политике. Кстати, и царедворцем Кутузов являлся весьма искушенным.

Что ему не нравилось в заграничном походе? Не сам поход. Он серьезно опасался, что основные выгоды получит отнюдь не Россия, а Великобритания. О чем он прямо писал британским дипломатам и генералам (например, представителю Великобритании при русской армии Роберту Вильсону).

Впрочем, о Кутузове задолго до событий 1812 и 1813 года замечательно выразился его хороший знакомый князь Репнин: мол, Кутузов доступен, но сердце его недоступно. Что думал и планировал Михаил Илларионович, сказать очень сложно, человек он был скрытный, даже хитрый…

Многие русские офицеры были уверены в том, что их долг освободить Европу от власти Наполеона - «корсиканского чудовища», как называли его враждебные публицисты. Например, участник похода, в будущем – декабрист, Василий Норов писал: «Мы оставили Россию и идем теперь в иностранных землях, но не для завладения оными, а для их спасения… До сих пор мы сражались для спокойствия нашего Отечества, теперь будем сражаться для спокойствия всей Европы».

16 апреля (по новому стилю 28 апреля) 1813 года Кутузов скончался в городке Бунцлау, поэтому дальнейшие походы пришлось вести без него. В качестве командующего русской армией его заменил Петр Христианович Витгенштейн, носивший титул «спасителя Петербурга» - за то, что в 1812 году он прикрывал от нашествия наполеоновской армии направление на столицу империи. Выдающийся поэт Василий Жуковский писал о нем:

«Наш Витгенштейн, вождь-герой,
Петрополя спаситель
Хвала!... Он щит стране родной,
Он хищных истребитель».

Дело в том, что в 1810 году Наполеон вступил в брак с принцессой Марией Луизой, дочерью Франца II, последнего императора Священной Римской Империи германской нации и первого собственно австрийского императора.

Священная Римская Империя - довольно рыхлое объединение германских государств, распалась под ударами наполеоновской армии в 1805-1806 гг. На ее руинах Наполеон создал подвластный ему Рейнский союз, продолжив одновременно борьбу с Австрийской Империей, которая все же оставалась могущественной державой. После многих тяжелых поражений Австрия в 1809 году подписала с Францией Шенбруннский мирный договор, а затем Наполеон закрепил военные победы дипломатическими мерами, породнившись с Габсбургами.
20 марта 1811 года у Наполеона и Марии Луизы родился сын, будущий Наполеон II, о котором есть замечательная романтическая драма «Орленок» французского драматурга Эдмона Ростана. Так что Австрия, связанная с Наполеоном семейными узами, выжидала, на чьей стороне ей действовать. Эта ее позиция скажется и в дальнейшем…

Военная кампания 1813 года включает множество сражений - удачных и неудачных для прусской и русской армий. В мае Витгенштейн сдал командование объединенной русско-прусской армией генералу от инфантерии Михаилу Богдановичу Барклаю-де-Толли, без сомнения, обладавшему большим полководческим талантом.

Самое знаменательное, самое крупное событие того года – «битва народов», которая произошла в октябре при Лейпциге. Она отличалась колоссальными масштабами. В армии Наполеона были французы, итальянцы, поляки, против них выступили русская, прусская армии, да еще подоспели шведы. Швеция выступила на стороне коалиции, что для Наполеона было, наверное, очень обидно, потому что кронпринцем, правителем Швеции являлся его бывший маршал Бернадотт, которого он посадил на шведский престол.

В «битве народов», в частности, совершил свой знаменитый подвиг Леонтий Коренной - пожилой, весьма уже немолодой гренадер. Он спас раненого офицера, а сам в ожесточенной рукопашной схватке был взят в плен, получив восемнадцать штыковых ран. В Петербурге до революции стоял ему памятник у здания Офицерского собрания Лейб-гвардии Финляндского полка.

Именно после «битвы народов» Наполеона ожидала еще большая неприятность: правители небольших и средних германских государств тоже выступили против Франции. Войну объявили Максимилиан I, король Баварии, и Фридрих I, король Вюртемберга. Оба были посажены на свои престолы опять-таки Наполеоном. Вот так и росла коалиция…

Все это, извините, была присказка, а теперь собственно то, о чем я вам хотел сказать. К началу 1814 года армии коалиции приблизились к границам Франции и были готовы пересечь Рейн, чтобы начать вторжение. Всего союзные силы насчитывали примерно 453 тысячи человек. Из них 53 тысячи были русские войска. Силы коалиции растянулись на огромном пространстве от Швейцарии, от города Базеля, до Северного моря. При этом они не были собраны в единый кулак, это во многом определит ход кампании.

Было решено, что нужно действовать тремя крупными армиями. В современном понимании это, скорее, группы армий - очень большие формирования, в которые входили созданные по национальным признакам корпуса. Русская армия в итоге оказалась в составе союзных войск. Высшие командные посты в союзной армии занимали далеко не всегда русские генералы, хотя именно они сыграли в кампании большую роль.

Итак, три армии.

На южном фланге находилась так называемая «Богемская», или «Главная», армия. В нее входили три австрийских корпуса, четвертый – Вюртембергский, пятый – австро-баварский, шестой - российский под командованием все того же Петра Христиановича Витгенштейна. Корпус Витгенштейна включал 1-й и 2-й пехотные корпуса (уже в строгом смысле слова), кавалерийский корпус под командованием генерала Петра Петровича Палена 3-го (в русской армии люди с одинаковыми фамилиями, служившие вместе, нумеровались по времени вступления в службу). Также были Гвардейский и Гренадерский корпуса, казачий корпус генерала Платова.

Общее командование русскими войсками принял на себя Барклай-де-Толли, а резерв возглавил великий князь Константин Павлович, младший брат царствовавшего императора Александра I. К чести Витгенштейна, он подчинялся Барклаю-де-Толли беспрекословно и, в отличии от некоторых генералов, интригами не занимался.

«Северная армия» во вторжении во Францию не участвовала: она должна была действовать, главным образом, в Нидерландах. Для наступления на Францию из ее состава выделили один корпус, по счастливому стечению обстоятельств – как раз корпус Винцингероде. Его во Францию в итоге и направили…

Франция находилась в очень тяжелом положении, она была истощена войной, Наполеон спешно набирал новую армию, но это были во многом необстрелянные новобранцы, зачастую юноши. В самой Франции царил, говоря бытовым языком, полный раздрай, поскольку неурядицами воспользовались внутренние враги Наполеона: роялисты, сторонники династии Бурбонов. Они буквально засыпали Францию прокламациями и призывали французов встречать войска коалиции как освободителей.

В частности, к антинаполеоновской пропаганде приложил руку знаменитый поэт Шатобриан, который написал брошюру «О Буонапарте и Бурбоннах и о необходимости поддержать наших законных государей…». Шатобриан доказывал, что только возвращение династии Бурбонов может спасти Францию.

Император Александр I рвался в бой. По словам историка Михайловского-Данилевского, «Александр не хотел даже долго останавливаться на Рейне, а идти прямо в Париж зимою, но союзники наши как будто оробели при виде границ Франции, вероятно от неудачных покушений в прежние войны».

В конце декабря 1814 года двинулась вперед главная армия, через горы, через так называемые «Бургундские ворота», через город Базель. Сегодня это граница Франции и Швейцарии. Город Базель и сейчас практически разделен франко-швейцарской границей, ныне формальной. Некоторые базельцы ездят во Францию на трамвае за продуктами, они там немножко дешевле…

Итак, армия начинает движение через Базель на город Лангр, который расположен примерно в 170 км от Парижа. Забавная деталь: русским офицерам страшно не понравилась Швейцария, о чем сохранились свидетельства многих мемуаристов. Они отмечали, что это ужасно скучная страна: вечером все спят, жить тут невозможно, ни девушек, ни пирушек, ни боев. Мол, вообще непонятно, что мы тут делаем.

Надо сказать, что, действительно, предпринимались попытки принудить Наполеона к заключению мира. Параллельно с боевыми действиями шли дипломатические встречи. В феврале-марте 1814 года проходил дипломатический конгресс в Шатильоне. Представители коалиции склоняли Наполеона к мирному разрешению конфликта, но тот предпочел добиваться мира не за столом переговоров, а на поле брани.

Первые дни января силы Силезской армии продвигались вперед, практически не встречая сопротивления. Офицер Федор Глинка вспоминал: «Пространные области между Рейном, Мозелем и Маасом заняты и одним только смелым движением союзников, без пальбы и крови, покоряемы были». Но, конечно, долго так продолжаться не могло.

7 января войска Блюхера заняли город Нанси и окружили крепость Мец. Ее обороной руководил генерал Пьер Дюрот, который смог организовать чрезвычайно упорное сопротивление. Интересно, что Дюрот был по своим взглядам революционером, из старых республиканцев. Наполеон его не любил, и когда узнал, как сопротивляется Мец, сказал: «Вот человек, для которого я не сделал ничего, и который сделал для меня так много».
Мец, действительно, сопротивлялся очень стойко, взять его союзники так и не смогли. Однако 17 января войска Шварценберга вступили в Лангр, который имели своей целью. После этого Наполеон спешно покинул Париж, оставив управлять делами свою супругу и своего брата, Жозефа Бонапарта. Император отправляется в город Шалон, в штаб-квартиру своей армии.

Федор Глинка очень ярко живописует прибытие императора Франции к войскам, хотя очевидцем такового, конечно, не был. «Распрощавшись с столицею и ветреным народом ее, - писал Глинка, - бросается он (Наполеон) в коляску и скачет на почтовых к армии в Шалон. На берегах Марны собрано более 80 000 лучших войск… Весь Шалон закричал «Да здравствует император!» Войско повторило клик народа. Раздался звук труб, и поднялись знамена: гром пушек и звон колоколов возвестил прибытие Наполеона. Он прибыл и действует…».

План Наполеона состоял в том, чтобы нанести удар по войскам Блюхера на марше. Изначально император Франции хотел удержать вторжение в Вогезах: он поручил маршалу Виктору охранять горные проходы. Однако тот, опасаясь окружения, увел свои войска очень далеко, к Страсбургу, так что удержать коалицию у границы не удалось. Тогда у Наполеона складывается план бить союзников по частям, и он решает атаковать войска Блюхера.

Вообще, надо сказать, в дальнейшем будет наблюдаться такая закономерность: Шварценберг, хотя его армия была больше и сильнее, действовал несколько пассивно, Блюхер избрал очень активные действия. Поэтому основная борьба разгорелась между армиями Наполеона и Блюхера.

Итак, первое крупное сражение состоялось у города Бриенна 29 января (по новому стилю) 1814 года. Оно никому не принесло планируемого результата, ни одна из противоборствовавших сторон поставленной цели не добилась.

Наполеон хотел быстрым маршем обрушиться на Блюхера и разгромить его, как он это любил делать, неожиданным ударом. Прошу прощения, но хотел бы сделать небольшое отступление. Когда я читаю лекции студентам-гуманитариям, то говорю, что Наполеон – это Моцарт военного дела. Его военное искусство - легкое, по-своему даже поэтичное, почти всегда непредсказуемое для противника. Наполеон был предельно чужд доктринерству, он действовал по наитию, был очень вдохновенным полководцем.

Однако войска Блюхера ему разгромить не удалось – сказался природный фактор. Шел мокрый снег, сильные дожди, дороги раскисли, марш Наполеона затянулся, фактор внезапности он утратил, Блюхер успел занять позиции на подступах к Бриенну и в самом городе, и Наполеону пришлось оттуда войска Блюхера выбивать, причем в основном это были русские части.

Федор Глинка писал: «Наполеон не пощадил города, в котором провел первые лета своей молодости. Он велел палить по нем из всех своих орудий – и город запылал» (замечание о юности Наполеона связано с тем, что в начале карьеры, в 1779-1784 годах, полководец обучался в Бриеннской военной школе).

К четырем часам дня русский корпус Остен-Сакена нанес удар Наполеону во фланг. Атаку поддержали 24 русских орудия, французы были отброшены от Бриенна и потеряли 8 пушек. Наполеону пришлось лично восстанавливать порядок в войсках.

Казалось, первый день сражения кончился. Но в этот момент произошло нечто совершенно неожиданное. Французская бригада из корпуса маршала Виктора совершила обходной маневр и атакой захватила центральную цитадель - замок в Бриенне. Потом войска маршала Нея ворвались в город, Блюхер отправил русский корпус Олсуфьева выбивать французов из Бриенна. Захар Дмитриевич Олсуфьев должен был зимней ночью вытеснить французов из замка. Русские произвели две атаки, в полночь боевые действия кончились. Выбить французов из цитадели не удалось, пришлось от Бриенна уходить.

Но в конце этого сражения был маленький эпизод, который должен нас немножко утешить. Когда ночью, в распутицу, Наполеон следовал к своему лагерю, он нарвался на казачий разъезд. Соприкосновение было настолько тесным, что лично император Франции отстреливался из пистолета...

Сражение при Бриенне закончилось, скорее, победой Наполеона, но на следующий уже день произошла битва при Ла-Ротьере, в которой Блюхер взял реванш. Дальше, однако, имел место очень интересный эпизод. Блюхер при Ла-Ротьере одержал победу не один: к нему подошли части Главной армии Шварценберга. И, казалось бы, все удачно, Наполеона побили, осталось довершить дело. Однако союзники снова разделили свои силы.

Шварценберг упорно хотел действовать самостоятельно. Главная армия двинулась вдоль долины Сены к Парижу. Силезская армия наступала севернее, вдоль Марны.

Сложившуюся ситуацию точно оценил Федор Глинка. «Всякий понимающий тогдашнее расположение союзных войск, - писал он, - ясно видит, что Наполеон имел надобность нападать с превосходными силами на каждую из них порознь. Но зато и сам он не мог сделать лишнего шагу, чтобы не иметь в тылу или в крыле своем какого-нибудь неприятельского корпуса. Преследуя с жаром одного генерала, он подавал способ вредить себе другому».

К сказанному следует добавить, что французские войска сражались с большой отвагой, что признавал даже противник. Батюшков писал, что французы «сражались как львы».

Наполеон нанес Блюхеру целый ряд чувствительных поражений. Он воспользовался разбросанностью сил союзников. Произошла так называемая «шестидневная война» Наполеона, длившаяся с 10 о 14 февраля 1814 года по новому стилю (29 января – 2 февраля по старому стилю). С маленькой армией, в бешеном темпе маневрируя, Наполеон наносит Блюхеру удар за ударом. Он разбил прусские и русские войска при Монмирале (поражение потерпел русский корпус генерала от инфантерии Остен-Сакена и подошедшие ему на помощь пруссаки Йорка), при Шато-Тьерри, Монмирале, Шампобере. И хотя в этих сражениях большую стойкость проявили русские войска, все-таки это были поражения…

Наполеон уже торжествовал победу. Он намеревался добить отступавшую армию Блюхера, а потом собрать силы в кулак и нанести удар Главной армии союзников. Однако тут обнаружилась крайне неприятная для Наполеона вещь. Дело в том, что Блюхер отступил к городу Суассону, где Наполеон хотел его настичь и разбить. Однако Суассон был к тому времени взят русскими войсками, причем при очень интересных обстоятельствах. На Суассон двигался корпус Винцингероде из состава Северной армии - как раз тот единственный корпус из нее, участвовавший в действиях во Франции.

Обороной Суассона командовал генерал Руска, по национальности итальянец, а по убеждениям – республиканец (как и защитник Меца Дюрот). Родился он в замечательном городе Ницца, в молодости был на стороне якобинцев, в правление Наполеона вел себя пассивно и видных постов не занимал, но когда коалиция приблизилась к границам Франции, вернулся в строй, решив все-таки, что надо в такой ситуации защищать Отечество. К слову, Руска не был профессиональным военным. По образованию и первоначальной деятельности он был медиком, но поступил на военную службу. Между прочим, из врачей получаются очень хорошие военные, потому что в обеих сферах необходимы решительность и хладнокровие.

Винцингероде начал подготовку к штурму Суассона, и вдруг утром 14 февраля (по новому стилю) раздаются выстрелы, гром орудий, выстрелы. Винцингероде понимает, что Суассон уже штурмуют. Оказывается, отряд Александра Ивановича Чернышева, который двигался в авангарде армии Винцингероде, начал штурм на свой страх и риск. Чернышев был тоже невероятно интересной личностью: разведчик, русский военный агент в Париже, очень хитрый, очень жесткий, мало симпатичный по человеческим качествам, явно склонный к карьеризму, но одаренный офицер.

Видя, что происходит, Винцингероде отправляет офицера штаба Волконского к Чернышеву с сообщением, что дает тому 15 минут на взятие Суассона. А если он не справится, то пусть пеняет на себя. Но Чернышеву четверти часа вполне хватило. Одна из егерских рот (в егеря отбирали людей невысокого роста, их учили ведению прицельной стрельбы, действию рассыпным строем, захватывать труднодоступные местности) захватывает вал. Штурмующие занимают предмостные укрепления: они поставили два орудия, которыми командовал капитан артиллерии Мазараки, грек по национальности.

Вот и в нашем случае офицер Грабигорский проявил незаурядную отвагу: он под огнем неприятеля повесил петарду. Произошел взрыв, ворота Суассона были выломлены, туда же открыла огонь картечью артиллерия, и в образовавшийся пролом ворвались войска под командованием полковника Сухтелена. Они вступили в город и принудили противника сдаться. При этом сопротивления уже практически не было: не потому, что гарнизон был слаб, а потому, что в самом начале схватки на валу был убит наповал комендант Суассона Руска, который лично пытался организовать оборону. Потеряв командира, французы сложили оружие.

Кстати, стоит, наверное, уклониться снова от темы, чтобы рассказать о дальнейшей судьбе Грабигорского. Он после войны перешел на «статскую» (гражданскую) службу, занимал должность вице-губернатора на Кавказе, попал под следствие за растрату казенного спирта. В декабре 1825 года он жил в Петербурге и во время восстания декабристов присоединился к мятежникам, хотя членом какого-либо из тайных обществ не был.

Декабрист Иван Пущин на допросе сообщил, что Горский появился на площади в шляпе с плюмажем и орденом св. Георгия на груди. Другой «заговорщик», Якушкин, рассказывал, как Грабегорский «мобилизовал» толпу рабочих, трудившихся на стройке Исаакиевского собора, и они забросали поленьями генерала Воинова. Расплатой за все эти поступки стала ссылка в северный город Березов. Словом, петардир, выбивший ворота Суассона, и впрямь был храбрец, каких мало…

Итак, русские заняли Суассон, однако дальше произошли удивительные события. Немного побыв в городе, русские войска ушли, а в Суассон снова вступил французский гарнизон, которым командовал Моро, однофамилец знаменитого генерала. Потом командование войск коалиции с ним вступило в переговоры, и Моро оставил Суассон. Поэтому к тому моменту, когда к городу отступал Блюхер, он был уже не французским – в нем стояли войска коалиции. В итоге, Блюхер спокойно смог у Суассона привести армию в порядок и соединить ее с подошедшими войсками Винцингероде.

Наполеон был в совершеннейшей ярости. И тут снова вступает в действие Шварценберг. Он продолжает вести себя невероятно пассивно, идет к Парижу очень медленно, ни шатко ни валко. Только настойчивость русского императора Александра I заставила австрийцев действовать быстрее. Узнав о движении Шварценберга в сторону Парижа, Наполеон оставил Блюхера в покое и немедленно выступил навстречу Главной армии коалиции.
Несмотря на двойное превосходство в силах, Шварценберг отступил и велел Блюхеру присоединиться к его армии. Опять-таки под давлением Александра союзники подписали так называемый «Шомонский трактат», согласно которому они обязались не заключать перемирия (даже не то что мира с Наполеоном) без общего согласия.

В жестокой битве у селения Краон, на невысоком плато, 7 марта (по новому стилю) Наполеону удалось оттеснить русский отряд под командованием генерала Михаила Воронцова, кстати, героя Бородино. Однако русские оказали упорное сопротивление. О том, насколько напряженным был бой, свидетельствует тот факт, что сразу несколько видных французских военачальников получили ранения. Маршал Виктор был ранен ядром в ногу и впоследствии оставил военную службу. Раны получили генералы Груши и Нансути. У русских был смертельно ранен командир гусарской дивизии, генерал-лейтенант Сергей Ланской, прикрывавший отход Воронцова.

В ночь с 9 на 10 марта прусские войска генералов Клейста и Йорка решительно контратаковали и напали на войска французского маршала Мармона, расположившиеся биваком (на отдых). Солдаты Мармона, среди которых было немало новобранцев, обратились в бегство.

Узнав о поражении Мармона, Наполеон еще некоторое время атаковал позиции Блюхера, но затем дал приказ об отходе за реку Эна. После сражения он с горечью писал своему брату Жозефу: «Моя Молодая Гвардия тает как снег», но тут же, впрочем, хвалил Старую Гвардию.

Пока Наполеон сражался с Блюхером, Шварценберг предпринял все-таки наступательные действия и разбил маршалов Удино и Макдональда. После этого Наполеон отчаянно попытался остановить противника, но это ему не удалось. И вот тогда ему пришла в голову на первый взгляд очень странная идея: Бонапарт решил, что коль не получается остановить противника во фронтальных атаках, он направит свою армию в тыл Шварценбергу, чтобы отрезать его от Рейна.

Подобные парадоксальные решения вообще очень характерны для Наполеона. Удивительная ситуация: Шварценберг идет на Париж, а Наполеон предполагает идти от Парижа к границам Франции. Как с удивлением писал в донесении один русский казачий офицер: «Неприятели отступают не на Париж, а на Москву».
Замысел Наполеона основывался, конечно, на опыте прошлых войн с австрийцами, которые всегда очень болезненно реагировали на утерю базы снабжения и появление противника в тылу.

И несмотря на то, что подобный маневр открывал союзникам свободный путь на Париж, Наполеон решился на этот смелый шаг, на который никто бы, кроме него, пожалуй, отважиться не мог. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в руки русского командования не попали бумаги Наполеона, где он излагал свои планы. Узнав их, союзники решили ускоренным маршем идти на Париж. Федор Глинка с иронией в адрес французского императора писал: «Союзники…обменялись дорогами с Наполеоном: пожелали ему доброго пути к Рейну, а сами пошли к Парижу!».

20-21 марта (по новому стилю) Наполеон атаковал войска Шварценберга у небольшого селения Арси-сюр-Об. Он лично находился в первых рядах сражавшихся, ободрял своих солдат. Рядом с императором разорвалась бомба, его лошадь была ранена. Французы сражались храбро, но все же им пришлось отступить. А отход, по канонам военной науки, означает поражение.

25 марта состоялось знаменитое сражение при Фер-Шампенуазе, в котором союзники разбили французские войска Мармона и Мортье. Из русских войск при Фер-Шампенуазе действовала почти исключительно конница. Видный военный историк Керсновский писал об этом сражении: «Наша конница, действуя совершенно самостоятельно, без всякой поддержки пехоты, изрубила два французских корпуса».

Сам император Александр I руководил действиями конницы, по выражению того же Керсновского, «как эскадронный командир». Действительно, Александр I рвался в бой, его буквально держали, чтобы он не бросился сам в сабельную атаку. Некоторые мемуаристы, как, например, полковник Алексей Карпов, видели в поведении императора долю позерства, но, так или иначе, государь был со своими войсками и не в последних рядах.

И вот, наконец, 30 марта (18 марта по старому стилю) 100-тысячная армия Шварценберга подошла к стенам Парижа. На защите города оставались почти исключительно части национальной гвардии – 40 тысяч человек. Тем не менее, штурм Париж представлял сложную задачу. Французская столица была одним из крупнейших городов Европы. По данным 1809 года, население Парижа насчитывало 714 600 человек. Для того времени - невероятно много.

К тому же город имел довольно сложную конфигурацию: его разделяла река Сена, была цепь целая возвышенностей, из которых самая известная и самая важная с военной точки зрения – знаменитый Монмартр. По приказу Наполеона был построен Уркский канал, соединявший Сену с рекой Урк, притоком Марны. Этот канал представлял собой дополнительную преграду. Расстояние от передовой линии обороны до центра Парижа составляло примерно 10 километров.

Уже на окраинах города разгорелись крупные сражения. Одно из них запечатлено на знаменитой картине Ораса Верне «Оборона заставы Клиши в Париже». Союзники очень спешили овладеть столицей до подхода Наполеона и действовали решительно, напористо.
Федор Глинка писал: «Наполеон мог поспешно возвратиться и внезапно загреметь в тылу. Париж, услыша гром его, стал бы защищаться до последней невозможности, и тогда союзники, на краю желаний своих, увидели бы себя в положении крайне невыгодном».

Наступление на Париж началось в 6 часов утра 30 марта с атаки селения Пантен русским пехотным корпусом под командованием принца Евгения Вюртембергского. Французы оказали яростное сопротивление, принц запросил подкреплений, и Барклай-де-Толли направил ему на помощь две дивизии. Это позволило переломить ход борьбы. В это же время русские войска штурмовали высоты Роменвиля под Парижем.

Первую половину дня 30 марта шли упорные бои. Константин Батюшков писал: «Мы продвигались вперед с большим уроном, через Баньолет к Бельвилю, предместью Парижа. Все высоты заняты артиллерией, еще минута, и Париж засыпан ядрами».

Факт ожесточенных боев особо подчеркивал Федор Глинка. Он не без оснований считал, что отрицать их - значит унижать и французов, и русских.

У каждого народа есть свои поводы для гордости. У французов это, без сомнений, подвиг учащихся Политехнической школы. В Париже им воздвигнут замечательный памятник. Это были совсем молодые люди, студенты, которые отважно защищали столицу, многие из них погибли. О них с уважением писал Федор Глинка: «Ученики Политехнической школы, не имевшие еще, по молодости лет, довольно сил управлять оружием, с большой храбростью защищали мост в Шарантоне». Вот такой яркий пример стойкости.

Немало было подвигов и с русской стороны, и с прусской, впрочем, тоже. К 5 часам вечера руководивший правым флангом французской обороны маршал Мармон направил к русскому императору парламентера с сообщением о готовности прекратить сопротивление. Однако ранее, чем условия сдачи были согласованы, русские войска под командованием Ланжерона заняли высоты Монмартра.

А вот как описывал вступление войск в Париж офицер-гвардеец Николай Лорер: «Колонны наши с барабанным боем, музыкою и распущенными знаменами вошли в ворота Сен-Мартен… Любопытное зрелище представилось глазам нашим, когда мы… очутились у Итальянского бульвара: за многочисленным народом не было видно ни улиц, ни домов, ни крыш; всё это было усеяно головами, какой-то вместе с тем торжественный гул раздавался в воздухе. Это был народный ропот, который заглушал и звук музыки и бой барабанов. По обеим сторонам стояла национальная гвардия…».

Еще более яркую картину рисует другой офицер, Александр Краснокутский: «Дома были наполнены, а кровли усеяны зрителями! Из окон, украшенных наибогатейшими коврами, усыпали цветами улицы, - плескали руками, - развевали платки и с восторгом восклицали: «Да здравствует император Александр, воскреситель Бурбонов!»… Многие отважные француженки с неотступностью выпрашивали себе лошадей, - взлетали на оных и мчались вслед за Государем!».

В этих воспоминаниях особенно симптоматично упоминание о Бурбонах. Вступлению союзников в Париж радовались в первую очередь, конечно, роялисты – сторонники династии, свергнутой революцией, которая теперь могла вернуться на престол. Радовались и люди, просто уставшие от постоянных войн Наполеона, желавшие мира.

Со своей стороны, император Александр I и русское командование сделали все возможное, чтобы избежать жестоких эксцессов, обычных при взятии вражеского города. Всемерно подчеркивалось: война велась против Наполеона, но не против французской нации. Александр I строжайше приказал русским войскам вести себя по отношению к французам корректно, мягко, что и было сделано: грабежей, насилия практически не было. Казаки иногда брали то, что им нужно, но им, как говорится, простительно, на то они и казаки. Бывали, даже, случаи, когда русские остановили попытки мародерства со стороны пруссаков и австрийцев.

Любопытно, что артиллерийский офицер полковник Карпов, мемуарист очень наблюдательный и подчас желчный, отмечал, что гуманизм был связан с некоторыми лишениями. Он писал: «…Во время войны мы довольствовались более частью от фуражировки и забирали сено, хлеб и разные продукты, где только нашли… Во время стоянки за Парижем, так как война кончилась, следовательно и фуражировка запретилась, а потому явился у нас в корпусе недостаток во всем».

Так или иначе, многие французы с удивлением обнаружили, и свидетельства об этом есть во многих мемуарах, что русские – не страшные варвары, которые едят сальные свечки, а даже некоторые говорят по-французски и вроде похожи на европейцев.

Однако особенно сильное впечатление произвели на французов совсем не похожие на европейцев башкирские и калмыцкие части, вооруженные луками и стрелами. Особенно когда они в парижских парках пасли лошадок - и такое было…

Разумеется, особенно ярые бонапартисты отнюдь не тепло относились к русским, пруссакам, австрийцам. А некоторые французские жители избрали такой путь сопротивления, протеста: они провоцировали с русскими офицерами дуэли. Но дело в том, что по традициям русского поединка, когда он совершается на огнестрельном оружии, стрелялись с очень короткой дистанции, порой с 10-11 шагов. В Европе дуэльная дистанция обычно была шагов 30-35.

Дело в том, что на большой дистанции значительную роль играет умение метко стрелять, а на малой – нет. С 10 шагов и целиться-то особо не нужно. Тут свое слово говорит судьба. Но русские, как раз и считали, что поединок вершится по воле Бога или рока. Когда французы познакомились с условиями русской дуэли, желающих провоцировать поединки поубавилось.

В то же время в Париже, занятом войсками коалиции, были устроены великолепные театральные представления, торжества, балы.

Кстати, тогда возникла одна очень интересная музыкальная традиция. В день взятия Парижа, 19 марта по старому стилю, ежегодно, в течение более чем ста лет в Петербурге проходили так называемые «инвалидные концерты». Сборы от них шли на содержание ветеранов войн - сначала наполеоновских, потом и всех прочих. В прежнем понятии инвалид – это не обязательно искалеченный человек, а просто любой ветеран. На таких концертах почти всегда исполнялись куплеты на музыку композитора Катарино Кавоса, в которых, как раз и прославлялось милосердие Александра по отношению к Парижу и парижанам.

Была установлена также особая награда - медаль за взятие Парижа, ею награждали участников заграничного похода русской армии.

Конечно, в течение первой половины 1814 года военные действия шли не только во Франции. Яркую и в целом верную стратегическую картину событий на различных театрах войны оставил Федор Глинка. Он писал: «…Не одна только Франция была тогда полем сражений. Глухие отзывы войны в разных местах по Европе еще слышны были, и возженные прежде на севере и юге пылали. Принц Шведский сражался, переговаривал и опять возобновлял бои с датчанами. Австрийцы воевали в Италии. Веллингтон бился с маршалом Сультом у подножия Пириней и готов был вести толпы неустрашимых испанцев и свои английские войска в южные пределы Франции». Однако падение Парижа сыграло, конечно, важнейшую роль.

Вероятно, здесь излишне подробно говорить о дипломатических последствиях взятия союзниками Парижа. Здесь, думается, интереснее упомянуть, как отразились штурм французской столицы и пребывание в ней русских войск в художественном творчестве.

В любой книге, посвященной этим событиям, можно найти многочисленные карикатуры и бытовые картинки с изображением русских казаков, обнимающих парижанок. Очень интересные акварели на эту тему оставил немецкий художник Георг Эммануэль Опиц. У него есть целая серия «Казаки в Париже в 1814 году», причем часть рисунков по отношению к казакам вполне доброжелательна, часть – нет. Они и с детьми играют, и пограбить могут.

Упомяну два известных литературных произведения о пребывании русских войск в Париже. Это повесть русского офицера, писателя Николая Бестужева «Русский в Париже. 1814 год» и роман знаменитой французский писательницы Жорж Санд, который она назвала «Франсия». Русское издание вышло под более привлекательным названием – «Казаки в Париже» (авторское название пошло подзаголовком). Очень рекомендую девушкам почитать, потому что это книга о несчастной любви.

По сюжету, французская девушка Франсия влюбляется в русского офицера, казака Диомида Мурзакина. Он хороший человек, у него широкое русское сердце, но он необузданный, дикий, ужасный, «северный варвар». Он изменяет Франсии с очень неприятной французской аристократкой Флорой, брат которой мерзкий интриган… Итог печальный: Франсия убивает своего русского возлюбленного и через год погибает сама от чахотки. Вот такая трагическая история. Роман Бестужева менее кровавый, с менее ужасными подробностями.

Историческая литература, посвященная походу русской армии к Парижу, очень обширна. Из современных, отечественных исследователей я упомяну только Олега Валерьевича Соколова, видного знатока наполеоновской эпохи и одного из основоположников движения военно-исторической реконструкции в России.

Но стоит вернуться в 1814 год. Что же Наполеон? Он срочно повел армию на Париж, но когда приблизился к столице, узнал, что город уже сдан. В Фонтенбло к Наполеону прибыли его маршалы, которые убедили его не возобновлять военных действий. Наполеон с этим согласился, 25 марта он отрекся от престола и по решению союзников был выслан на остров Эльба, откуда он потом бежит, и последуют знаменитые 100 дней Наполеона…

А завершить рассказ, думается, стоит еще одной цитатой из манифеста Александра I: «Победа, сопровождая знамена наши, водрузила их на стены Парижа. При самых вратах его ударил гром наш, побежденный неприятель протягивает руку примирения, нет мщения, нет вражды, храбрые воины, вам, первым виновникам успеха, принадлежит слава мира, вы снискали право на благодарность Отечества, именем Отечества ее объявляю».

Вот этими словами и закончилась кампания 1814 года, но за ней последуют упомянутые выше 100 дней Наполеона, в конце которых в сражении при Ватерлоо (без участия русских войск) он потерпит окончательное поражение и уже не сможет восстановить свои силы.

Парижский поход, да и весь Заграничный поход 1813-1814 года обошелся русской армии дорого. Потери составили 120 тысяч человек. Так что цена окончательной победы над Наполеоном была достаточно высока, долг же потомков хранить память о людях, снискавших России громкую славу.