Первая блокадная зима. Мама работает санитаркой в одном из ленинградских госпиталей и ежедневно ведет борьбу за наше с сестрой выживание. Нам положены продукты по детским карточкам, маме — по рабочей, но их очень мало. Брать остатки со столов в госпитале запрещается категорически, да их, как и пищевых отходов, в первую блокадную зиму не было.

Но вот она закончилась. Пришел апрель 1942 года, а с ним пасхальный праздник, который мама никогда не оставляла без внимания. В мирное время она обязательно порадовала бы нас куличом, крашеными яйцами и еще какой‑нибудь вкусной снедью, благо была она большая кулинарка. Но чем можно встретить праздник в осажденном голодном городе, где даже о горстке обычной муки приходилось лишь мечтать?

Но кто хорошо ищет, тот находит. Тщательное обследование нашего старого буфета закончилось неожиданной удачей: мама обнаружила несколько довоенных пакетов сухой горчицы. Вымачиванием, сушкой, просеиванием и прочими стараниями мамы горчица была превращена в эрзац-муку, из которой она решила напечь блинов, чтобы ими встретить Светлое воскресение. Не знаю, что еще содержало это тесто, но блины получились вкусные. Мы с сестрой на пробу прямо из‑под рук мамы схватили по горячему блину с двух сковородок. И в это время раздалась сирена воздушной тревоги.

Мы услышали звуки взрывов, грохот зениток, вой снарядов. Налетов давно не было, а вот 4 апреля, в субботу накануне Пасхи, фашисты вновь начали бомбить город. По законам военного времени, надо было немедленно погасить плиту и укрыться в ближайшем убежище. Посмотрев в наши умоляющие глаза, мама поняла, что оба требования выполнить невозможно.

Тем временем обстановка несколько прояснилась. По звуку взрывов и свисту снарядов мы поняли, что смерть пока проходит мимо. К тому же в стрельбах соблюдается определенный порядок. Он позволял предугадывать, когда наступит пауза. Оценив все обстоятельства, мама решила продолжить печь блины. Она выпроводила нас с сестрой в коридор, который можно было счесть убежищем, поскольку он не имел окон, а от комнаты, где топилась плита, его отделяла толстая капитальная стена.

Когда хозяйничали снаряды и ухали взрывы, мама находилась рядом с нами. Наступала пауза — и она мчалась к плите. Там наливала тесто на две сковородки и бегом, почти всегда под вой снарядов, возвращалась к нам в коридор. Новая пауза, и она вновь у плиты… Все это повторялось не раз. Когда мама убегала, от страха мы еле сдерживали слезы. Когда возвращалась, да еще с блинами, нашей радости не было предела.

Мы с сестрой до сих пор вспоминаем тот удивительный предпасхальный вечер. Мама сумела устроить нам праздник в самые суровые и горькие моменты нашего детства.